Дети взрослым не игрушки

Любаша – номер построен на контрасте. Веселая, легкомысленная, юбка колоколом, книжку в руках даже представить невозможно, яркая помада, шлейф из кавалеров. В неполных двадцать лет выскочила замуж – не то чтобы по особой любви, будущий муж просто «достал» своими ухаживаниями. Предохранялись молодожены кое-как. На последнем курсе колледжа Любаша забеременела. Маша давила: закончи сначала учебу! – но Любаша вдруг почему-то уперлась: аборт – убийство, буду рожать! В результате Маша фактически написала за сестру диплом.

Родился Коля. Диагноз – ДЦП. Довольно тяжелая форма. Любаша растерялась. Врачи говорили разное, буквально через одного: кто ободрял и прогнозировал существенные улучшения вплоть до полной социализации, кто обещал непрерывно страдающего овоща и советовал сразу, пока не поздно, от ребенка отказаться. Маша все взвесила и сказала: у меня семьи нет и не предвидится, я тебе помогу. Будем растить Колю вместе.

Молодой влюбленный муж исчез в течение первых двух лет. Прошла любовь, завяли помидоры. Вначале еще как-то формально проявлялся с игрушками, всего в доме сторонился, на сына смотрел с брезгливым страхом, а потом и вовсе растворился в пространстве. Алименты на счет переводил, и на том спасибо.

Три женщины – две сестры и их мать – по возможности работали и растили Колю. Все возможные реабилитационные мероприятия были проделаны в полном объеме. К сожалению, в три года к основному диагнозу прибавился еще и эписиндром. Лечили и его. Коля заговорил, но ходить не мог – ползал, вставал у стены или любой другой опоры. Мог ездить сидя на коляске, лежа на платформе на колесиках (креатив одного из дружелюбных ухажеров Любаши – в отличие от старшей сестры, младшая отнюдь не отказалась от личной жизни), а еще на трехколесном велосипеде. Когда пришло время, Коля пошел в обычную школу. Учился, конечно, на домашнем обучении, но вполне успевал по всем предметам. Разумеется, с ним опять же много, очень много, очень-очень много занимались. В основном Маша – Колина учеба была на ней. На Любаше были покупки, игры, развлечения, светская жизнь от общества инвалидов.

Самым ужасным в Коле был не диагноз, а характер. Причем винить некого: женщины понимали, что сделали это сами. Колю с самого начала баловали до невозможности, ему угождали во всем, ему нельзя нервничать и плакать (а вдруг припадок?), ему можно все, и любая его просьба или требование должны быть удовлетворены. А как же иначе? Он ведь и так судьбою всем обделен, тяжело болен и несчастен.

В результате Коля получился капризен, сумасброден, черств и даже жесток. Знает и понимает только свои желания, все прочие люди – обслуживающий его персонал. Если что не по нему – истерика с паданием на пол и отвратительными корчами. В исполнении дэцэпэшки с эписиндромом выглядит угрожающе и устрашающе.

В какой-то момент, сидя на кухне за чаем (Коля уснул, Любаша где-то гуляла с очередным кавалером), Маша сказала матери: «Ты знаешь, мама, мне его очень жалко и я к нему привыкла, конечно, но любить я его не могу… А ведь надо же кого-то любить?»

«Подумай, девочка моя, – устало откликнулась мать (в то время она уже была больна, скончалась через два года). – Ты же у меня умная. Придумаешь что-нибудь».

Маша вняла материнскому совету, подумала «про жизнь» (в том числе в кои-то веки про свою собственную), оценила все современные возможности и сказала Любаше: ты знаешь, я решила своего ребенка родить.

Ожидала плача и упреков: сейчас?! (сестры уже знали о состоянии матери). Ты с ума сошла! И ты же мне обещала!..

Но услышала совсем другое. Тяжелый вздох – и:

– Конечно, Машка, рожай, пока не поздно! Может, хоть у тебя не такой урод получится.

Современные технологии сделали свое дело. Маша родила Витю. Дальше понятно?

Мать не успела узнать диагноз малыша, но успела порадоваться его рождению.

Любаша истерически хохотала: ой, Машка, ну до чего ж мы с тобой везучие! Я ребенка рожала, чтоб с ним в парке бегать и на роликах кататься! А ты – чтоб тебе было любви и ласки! И вот! Воистину: хотите посмешить богов – расскажите им о своих планах!

Маша погрузилась в депрессию (потом даже от нее лечилась). Любаша, едва не надрываясь, в одиночку тянула семейный воз, нагруженный на четверых. И поэтому совсем не сразу сестры заметили…

– А Коля-то твой… – однажды, словно проснувшись, сказала Маша сестре. – С моим Витей… Ты вообще видишь?

– Что вижу? – удивилась Любаша. И вдруг поняла, что не помнит, когда у сына была последняя истерика.

У Маши никогда не было собак, но из прочитанной про аутизм литературы она приблизительно представляла себе, что такое положительное подкрепление. Она пошла к Коле.

– Витя болен. Бабушка умерла, – сказала она. – Я вижу, и мать видит, что ты пытаешься нас поддержать. Быть человеком, а не инвалидом-эгоистом. Спасибо тебе.

Коля задумался, а потом спросил:

– А Витя навсегда болен? Как я? Или он потом поправится? Станет как все?

– Увы, – честно сказала Маша. – Как все, Витя, скорее всего, никогда не станет. Но его состояние может меняться. Это зависит в том числе и от нас. От всех. От тебя тоже.