Потом, когда перестройка началась, дети стали тревожные. Это от родителей шло, конечно. У нас же обычная школа была, многие родители работу потеряли, зарплату не платили, мы знали это все. В магазинах ничего нет, что завтра будет – непонятно, дети это всё чувствовали. Семьи распадались. Появились злые дети, озлобленные. Даже маленькие совсем. Я, помню, иногда прямо не знала, как к ним подход найти. Где уж там ««жи-ши» пиши с буквой «и»»! Иногда помогало просто обнять их, к себе прижать. Держишь его и прямо чувствуешь, как он успокаивается, оттаивает. А назавтра снова – пришел из дома, и колючки торчат. Но иногда они не давались, конечно, и смотрели как зверьки. Жалко их было… Успеваемость тогда стала совсем неровной. Кто-то прямо с первого класса истово учился, как будто в тетрадке, в учебнике спасается от чего. И тогда вот появились массово маленькие дети, которые не из своих особенностей по здоровью на уроке «отсутствуют» (такие всегда были и сейчас есть), а из каких-то внешних, семейных или своих личных дел. Но можно и по-другому сказать: дети мои тогда как-то почти разом повзрослели, щенячесть из них из многих ушла начисто. Помню, мальчик Вася (второй класс) мне как-то сказал: «Марья Петровна, а вы, когда приходите, дверь за собой в квартиру хорошо закрываете? Проверяете? Вы проверяйте обязательно! Не дай бог что! Знаете, какой сейчас уровень преступности!»
Потом выровнялось все как-то. Семьи приспособились, и дети тоже. Хотя еще помню, как во дворе мои дети на продленке в «маньяка» играли. Это тогда, в 90-е, – ни до, ни после такого не видела. Телевизор, конечно, ну и взрослые за детей боялись, накручивали их.
Что еще? После, пожалуй, уже каких-то таких скачков не было, постепенно менялось все.
– Что именно менялось? Как? Можно ли выделить какие-то тенденции?
– Я с конца начну, можно? Мне так проще. Сейчас есть матери, просто зацикленные на своих детях. Когда я начинала работать, таких не было вообще. Ни одной не помню. Кто-то больше школой интересуется, кто-то меньше, но у всех своя жизнь. А у детей – своя. Дружба, вражда, ссоры-примирения, двойки – пятерки, какая-то там общественная жизнь. Детская. А сейчас иногда даже понять нельзя, кто в школу пошел – мать или ребенок.
– И как такая позиция матерей, по вашему мнению, отражается на детях?
– Дети перестают себя чувствовать. Какая-то тонкая настройка у них отключается, что ли. То есть только сильные чувства: хочу, не хочу, буду, не буду, дать, люблю, ненавижу…
Раньше дети в школе таких чувств совсем не выражали. Испытывали наверняка, но не решались наружу – школа же, коллектив… Снаружи оставалось что потоньше, этим и обучались оперировать. А у этих вот это, сильное (можно же!), бывает, все остальное начисто забивает. Иногда даже кажется, если не знать: все ли с ним в порядке?
– То есть современные дети сильнее и свободнее выражают свои чувства?
– (Качает головой.) Что ж, можно и так сказать…
– А что насчет знаний?
– О, современные дети знают намного, намного больше, чем те, с которыми я начинала работать! Иногда они знают больше меня или, во всяком случае, быстрее умеют извлекать нужную им информацию.
– А какая информация им нужна?
– В самую точку вы спросили! Вот этого-то они еще и не знают, как и те, прежние, сорок лет назад. Хватают, что подвернется, и громче кричат. Но раньше-то был тоненький ручеек и черпать из него приходилось по чайной ложке. Трудоемкий процесс. А сейчас водопад информации, практически никак не структурированной. Очень, очень важная роль родителей и учителей. Не все это понимают. Некоторые говорят: если вся информация в интернете, то зачем нужен учитель?
– А зачем? Научить учеников учиться? Так пишут в педагогических статьях…
– Глупость какая-то. Зачем оно? Как будто учиться – это какая-то самоцель… «Учиться, учиться, учиться – так завещал великий Ленин…» Всё никак остановиться не могут?
– Нет? А что тогда цель? И есть ли она вообще? И все-таки зачем учитель-то?
– Расставить вешки. Вот здесь – путь. И здесь – путь. От этой палочки к этой. А здесь болотина. Что хорошо стало? Раньше был один правильный путь для всех. Кому не подходит – на обочину. А теперь можно из многих выбирать. И учителя, кстати, тоже. Ни один ведь учитель всех-то путей показать не может, каждый из нас – по-своему ограниченный человек…
– Простите, Марья Петровна, я, кажется, запуталась. Какие «многие пути» в таблице умножения и «жи-ши» пиши с буквой…? Надо этому детей учить или уже не надо?
– Конечно, надо. Только это очень быстро можно сделать, если ребенок здоров физически и психически. Четыре года не нужно.
– Вот-вот! Именно об этом и говорят апологеты домашнего обучения! Мы быстро научим, а остальное время – кружки, творчество… Как вы к этому относитесь?