Дети железной дороги

– Спит в каюте. Да с ним будет полный порядок, – заверила женщина. – Он никогда до полуночи не просыпается. Часы по нему проверять могу.

– Жалко, – сказала Бобби. – Мне так бы хотелось увидеть его.

– И лучшего бы никогда не увидели, мисс, пусть даже это я вам как мать говорю, – просветлело от гордости лицо женщины.

– А вы не боитесь его оставлять одного? – спросил Питер.

– Нет, дорогуша, чего тут бояться-то? – удивилась женщина. – Такого кроху навряд кто обидит. Да и Спот его охраняет – наш пес. Ну, бывайте здоровы, – и она быстрым шагом пошла к деревне.

– Может, теперь-то нам наконец можно домой? – спросила Филлис.

– Если вам надо, пожалуйста. А я лично собираюсь рыбу ловить, – отозвался Питер.

– Но мы ведь пришли сюда обсудить день рождения Перкса, – напомнила Филлис.

– День рождения Перкса потерпит, – отрезал Питер.

Они снова спустились к дороге, которая шла вдоль канала. Питер закинул леску с наживкой в воду, но рыба по-прежнему не клевала.

Начало постепенно темнеть, девочки сильно устали, ибо, по замечанию Бобби, давно уже минул час, когда они обычно ложатся спать. Вдруг Филлис с криком:

– Что там такое? – резко простерла руку в сторону баржи.

Все это время в теплом вечернем воздухе мягко курчавился дым, поднимавшийся из трубы над каютой. Но теперь дети видели, что дым клубами идет и из двери.

– Горит, вот и все, – спокойно отреагировал Питер. – Так этому Биллу и надо.

– Да как ты можешь! – вскричала Филлис. – Подумай о бедном чудесном псе!

– Ребенок! Там же ребенок! – возопила Бобби.

И дети кинулись со всех ног к барже.

Барочник натянул канаты не слишком сильно, и небольшой ветерок то прибивал корму к берегу, то чуть относил от него. Бобби в прыжке встала точно на палубу. Питер, последовавший за ней, поскользнулся и ухнул в канал по самое горло. Дна его ноги не доставали, зато он успел ухватиться за край баржи, а Филлис вцепилась ему в волосы. Это было весьма-таки больно, зато помогло ему выбраться, и вскоре он уже прочно стоял на палубе, а Филлис там оказалась следом за ним.

– Не ты! – проорал Питер Бобби. – А я! Потому что я мокрый!

Настигнув ее возле самой двери каюты, он резким и грубым движением отшвырнул ее в сторону. Позволь он себе такое во время игры, Бобби бы разрыдалась от боли и ярости. Сейчас же, свалившись на палубу и ободрав о край люка, ведущего в трюм, колено и локоть, она позволила себе лишь тихонько вскрикнуть.

– Нет, не ты, а я! – мигом опять поднялась она на ноги.

Но Питер уже спустился на две ступеньки в каюту, и его скрыло густое облако дыма. Потоптавшись немного на месте, он быстро повспоминал все, что ему когда-либо приходилось слышать или читать о пожарах, и, достав из кармана промокший носовой платок, прежде чем плотно прижать его к носу и рту, громко проговорил:

– Все в порядке! Даже огня почти нет.

Он, конечно, соврал, но все равно был уверен, что поступает правильно, ибо надеялся таким образом остановить Бобби. Но, конечно же, это не помогло, и она ринулась следом за ним.

Каюта сияла от красных всполохов, и в этом оранжевом мареве преспокойно себе продолжала гореть на столе парафиновая лампа.

– Эй! – крикнул Питер, отняв на мгновение платок ото рта. – Эй, ребенок, где ты? – и он закашлялся.

– Ой, дай мне пройти! – раздался за самой его спиной голос Бобби.

Питер еще грубее, чем прежде, оттолкнул ее к выходу и двинулся в глубь каюты.

Не знаю уж, как бы все обернулось, если бы ребенок вдруг не заплакал. Но он заплакал, и Питер, ощупью пробираясь вперед в непроглядном дыму, пошел на звук его голоса. И обнаружил нечто маленькое, теплое и живое. Он подхватил его на руки и попятился, едва не споткнувшись о Бобби, стоявшую прямо за ним. Пес собирался тяпнуть Питера за ногу и залаять, но захлебнулся дымом.

– Ребенок у меня, – хрипло выдохнул Питер, отбрасывая платок и выбираясь на палубу.

Бобби снова услышала предупредительный лай и принялась шарить руками там, откуда он раздавался. Ладони ее ощутили широкую гладкошерстную спину. Пес развернулся и прихватил ее за запястье, однако с такой осторожностью, словно хотел сказать: «Когда незнакомцы входят в мой дом, я обязан кусаться и лаять. Но мне понятно, что ты пришла нам помочь, и по-серьезному не укушу».

Бобби отдернула руку.

– Успокойся, хороший пес, уже все в порядке, – стараясь не наглотаться дыма, проговорила она, выбегая наружу. – Питер, отдай мне ребенка, а то ты такой мокрый, что он от тебя простудится.

И Питер с большим облегчением передоверил заботам сестры этот странный орущий кулек, который в его руках извивался, словно поставив перед собой цель непременно выскользнуть.

– Теперь скорее беги к ним в «Розу и корону» и расскажи, – принимая ребенка, быстро проговорила она. – А мы с Филлис останемся здесь с драгоценным. Тихо, миленький, не надо так плакать, лапочка, дорогой, – склонилась она над кульком. – Ну же, Питер, беги! – перевела она взгляд на брата.

– Бежать в этих мокрых вещах невозможно, – уверенно возразил он. – Я вместе с ними вешу сейчас, наверное, целую тонну и способен идти только очень медленно.