Дети железной дороги

– Тогда я побегу, – приняла решение Бобби. – Филлис, сядь где-нибудь на берегу, и я передам тебе маленького.

Орущий кулек был бережно передан с рук на руки, и Филлис немедленно принялась его успокаивать. Питер тем временем, не удосужившись снять одежду, пытался из нее выжать как можно больше воды. Бобби же, миновав мост, мчалась по длинной белеющей в сумерках и совершенно пустой дороге к «Розе и короне».

«Роза и корона» была такой старомодной и симпатичной харчевней, где барочники и их жены распивали по вечерам свое ужинное пиво и поджаривали свой ужинный хлеб с сыром над пышущей углями жаровней, которая гордо расположилась под куполом вытяжки и выглядела гораздо уютнее, чем любой очаг. Уж не знаю, как вы, но я за всю жизнь не видала еще огня притягательней.

Вокруг жаровни расположилась приятная компания людей с барж. Вам бы, может, их сборище столь уж приятным не показалось, однако сами они считали, что оно такое и есть, ибо все, сидевшие здесь, были между собою друзьями и знакомыми. Они придерживались одних и тех же суждений, у них были общие вкусы, и выражениями они в разговоре пользовались одинаковыми, а это и есть залог любой приятной компании. Барочник Билл, который так не понравился детям, считался среди своих отличнейшим парнем, и сейчас остальные с большим интересом внимали ему, а он говорил о постигшей его неприятности, что само по себе, конечно же, было захватывающе и к тому же касалось проблемы с баржей.

– Ну, он мне и пишет: покрась ее целиком, а в какой цвет, не сказал. Я это и обзавелся зеленой краской, и покрыл ею баржу целиком от кормы до носа. Вышло ну прям загляденье. А он явился и спрашивает: «Чего это ты ее в один цвет-то покрасил?» Потому что, ему отвечаю, она так, по-моему, смотрится прямо люкс. А она это так в самом деле и смотрится. А он рожу свою скривил и мне так с усмешечкой: «Ну, раз тебе это нравится, то сам и плати за краску». Вот мне и пришлось.

По «Розе и короне» пронесся сочувственный гул. Именно в этот момент широко распахнулась входная дверь, и в зал пулей влетела Бобби.

– Билл! Билл! – на бегу кричала она. – Срочно нужен барочник Билл!

Гул прервала обалделая тишина. Кружки с пивом замерли в воздухе, будто на них по дороге к жаждущим ртам внезапно напал столбняк.

– Ой! – уже увидала Бобби рыжеволосую женщину с баржи. – Ваш домик на барже горит! – бросилась она к ней. – Бегите скорее!

Женщина, взвившись на ноги, прижала большую красную руку к левой стороне талии, в которой у нас всегда оказывается сердце, если мы чем-то внезапно напуганы или поражены.

– Реджинальд Хорас! Мой Реджинальд Хорас! – прорезал зал ее трагический возглас.

– Если вы о ребенке, то он в порядке, мы его вытащили, и собаку – тоже, – сообщила ей Бобби все, на что только хватило ее дыхания, и, шумно пополнив легкие новой порцией воздуха, быстро добавила: – Бегите же, там у вас жутко горит!

Она опустилась в изнеможении на скамейку возле стола, пытаясь поймать то, что мы называем обычно вторым дыханием, и ощущение у нее было такое, словно ей больше вообще никогда не удастся как следует продохнуть.

Барочник Билл тяжело и неспешно поднялся на ноги. Его жена успела уже унестись ярдов на сто вперед по дороге, прежде чем до него вообще начало доходить, в чем дело.

Филлис на берегу канала уже стучала зубами от холода, поэтому не расслышала приближающихся шагов и обратила внимание на подбежавшую женщину, только когда она, перевалившись через ограду, чуть ли не кубарем скатилась по круче берега и подхватила ребенка на руки.

– Ну, зачем же вы так, – укоряюще на нее глянула Филлис. – Я как раз только его убаюкала.

Билл, подоспевший гораздо позже, изъяснялся при помощи выражений и оборотов, детям прежде совсем незнакомых, извергая которые сиганул на баржу и принялся черпать ведрами воду. Питер начал ему помогать, и какое-то время спустя огонь был потушен. Филлис, жена Билла, ребенок и уже прибежавшая Бобби сидели, тесно прижавшись друг к другу на берегу.

– Помилуй меня Господь, коли я там что-то оставила и из-за этого загорелось, – причитала рыжеволосая женщина.

Но вина была не ее. Это барочник Билл, выбивая пепел из трубки, уронил уголек на ковер возле очага, который там и остался тлеть, пока не поджег ковер. Билл, надо отдать ему должное, был мужчиной хоть и суровым, но справедливым и не пытался перевалить на жену свою собственную промашку, как поступило бы большинство других барочников, да и прочих существ одного с ним пола.

Мама уже начала с ума сходить от тревоги, когда трое детей наконец возвратились в Дом-с-тремя-трубами. К этому времени они уже все были очень мокрые, потому что каким-то образом вода с Питера весьма щедро переместилась на Бобби и Филлис. Из их сбивчивого и путаного рассказа мама совсем не сразу смогла понять, где они пропадали, а когда поняла, сказала, что они поступили правильно и иначе себя повести в таких обстоятельствах было, конечно, нельзя. И еще она им разрешила принять радушное приглашение, которое барочник Билл, расставаясь с ними, выразил так: