Дети змей, дети волков

Руна плачет беззвучно. Она подходит к кострищу, кладет ладонь свою на холодную руку Витарра, глядя на спокойное его лицо, и, наклонившись, оставляет короткий поцелуй у него на лбу. Кудрявые темные волосы нежно щекочут ее лицо в последний раз, когда, опираясь на руку сестры, отходит она в сторону, вторую руку держа на своем животе. Ренэйст смотрит на нее, смотрит, не моргая, и в голове ее звучат последние слова брата:

«Позаботься о Руне и Эйнаре».

Обруч из серебра, украшенный драгоценным камнем в самом центре лба, сковывает голову ее грузом правления. Ренэйст кюна сделает все для того, чтобы Эйнар Витаррсон стал достойным сыном своего рода. Он узнает о том, кем был его отец и какой путь ему пришлось пройти. Эйнар узнает все, и имя Витарра никогда не исчезнет, не сотрется из памяти тех, кто только мог его знать.

Стоящая подле нее мать рыдает безутешно. Каково же ей в третий раз хоронить свое дитя? Ренэйст не хочет того знать. Лишь держит она руку на плече Йорунн, сжимает мягко, показывая, что здесь она, рядом, и ни за что ее не оставит. Все проклинает себя Йорунн, винит в том, что произошло с ее сыном. До самой смерти мысли о том, как же все было бы, поступи она иначе еще в тот миг, когда Ганнар от Витарра отрекся, преследовать ее будут, лишая покоя.

Это наказание Йорунн выбрала для себя сама.

Хакон вкладывает в руку своей кюны зажженный факел. Глядя на пламя, Ренэйст стискивает факел непослушными пальцами, что сгибаться отказываются. Но отныне нет у нее права на слабость, и потому привычным уже жестом вытягивается она подобно тетиве, глядя на тело брата. Проводит над ним вельва последний ритуал, Витарру положенный, и, ударив с силой посохом своим по основанию погребального костра, вскидывает Сага тяжелый взгляд на новоявленную кюну. Ренэйст приняла бразды правления сразу после рокового поединка, не желая больше позволять другим людям решать судьбу своего народа. Первым распоряжением ее и стали достойные похороны для Витарра, что не заслужил подобной участи.

Сага кивает ей, отходя от погребального костра. Все приготовления окончены, и теперь осталось лишь сделать то, что тяжелее всего. Ренэйст смотрит на пламя, пляшущее на факеле в ее руке, и делает шаг вперед.

Ноги ее с трудом сгибаются весь тот короткий путь, что проходит она, приближаясь к телу брата. Все чувствует Ренэйст горячую кровь его, бегущую по ее рукам, чувствует на лице своем последний его вдох. Видит, как жизнь угасает в карих глазах, и тоска стискивает ледяными руками сердце ее.

Это несправедливо. Это не должно было произойти.

Исгерд ярл на похоронах Витарра нет; никого из жителей Трех Сестер на них нет, кроме Хейд, стоящей ныне возле Ньяла и Ингве. Доложили кюне уже, что сейчас спешно хочет вернуться ярл на архипелаг и снаряжает корабли свои для путешествия. Не страшно. Найдет Ренэйст время для того, чтобы попрощаться.

Витарр спокоен, словно бы просто спит.

Встав на основание погребального костра, Ренэйст смотрит внимательно на его лицо, силится запомнить его черты. На похоронах Хэльварда была она так мала, что сама попрощаться подойти не смогла. Лишь смотрела на то, что делает отец. Мать тогда не позволила ей подойти, все держала на руках и плакала, причитая, как молод Хэльвард был.

Ренэйст уже и не помнит почти, как брат выглядел на самом деле, столько лет прошло с их последней встречи. В ее снах он был взрослым мужчиной, но так и остался вечным ребенком. Потому так внимательно смотрит она на Витарра, желая запомнить каждую черту его лица до их следующей встречи.

Знает она, что будет видеть его в Эйнаре. Быть может, и неосознанно, но выискивать в ребенке черты брата.

Перехватив факел покрепче, Белолунная запускает свободную руку к себе за пазуху, снимая с шеи Агисхьяльм – амулет, что принадлежал их старшему брату. Хэльвард надел его на нее в тот роковой миг, когда жизни их изменились навсегда. Незримой защитой был он для нее, и теперь амулет этот должен помочь Витарру найти Хэльварда, куда бы ни ушла его душа. Аккуратно кладет Ренэйст оберег на грудь брата, накрывая сверху ладонью. Все ждет, что вот-вот накроет он руку ее своей рукой, сожмет мягко и откроет глаза, но этого не происходит – и никогда больше не произойдет.

– Мой брат, – говорит она громко, оборачиваясь к собравшимся, полумесяцем вставшим вокруг будущего костра, – был человеком чести. Витарр был сломлен и одинок, но это не искоренило в нем тех черт, что присущи истинному воину. Никто из нас не видел того, что творится у него на душе, или не желал этого видеть. Среди нас не было для него справедливости, и ничем не заслужил он подобного конца. И потому я клянусь, что сделаю все для того, чтобы справедливость была единой для всех. Так, как и должно быть.

Обернувшись, глядя на брата в последний раз, Ренэйст подносит факел, поджигая погребальный костер.

Спи спокойно, Витарр.