Дети змей, дети волков

Бросив факел в снег, отходит она в сторону, чувствуя, как пламя позади нее разгорается все сильнее. Оно трещит, хохочет, лижет языками звездное небо и поглощает тело, даруя Витарру возможность ступить под своды Вальхаллы. Ренэйст хочет верить, что он действительно окажется там. Что они с Хэльвардом встретятся и будут ждать, когда сестра их присоединится к ним в положенный час.

Хакон кладет ладонь свою на ее плечо, встав подле возлюбленной. Вскоре Ренэйст назовет его мужем, а жители севера – своим конунгом. Она кладет ладонь на его грудь, прижимаясь ближе, и Медведь скрывает ее в своих объятиях от горя и боли, через которые ей пришлось пройти. Ренэйст закрывает глаза, слыша, как за их спинами плачут в объятиях друг друга Йорунн и Руна, как Сага, стоя подле них, читает слова древних заклятий, значения которых никому не известны.

Остается надеяться на то, что она призывает удачу на имя их народа.

Костер догорает, и постепенно люди расходятся по своим домам. Подойдя ближе, Ньял говорит тихо о том, что они с Ингве отведут Йорунн и Руну в конунгов дом, и Ренэйст кивает, шепнув в ответ слова благодарности. Хейд уходит с ними – Олаф ярл обещал ей место в Звездном Холме, и на решение его, безусловно, повлиял Ньял. Разве может отказать он меньшему сыну в спасении чужой жизни? Быть может, именно в Звездном Холме сможет она найти свое место, и тогда жизнь для Хейд заиграет новыми красками.

Для них всех настает новое начало. Возможность взять поводья в свои руки и распоряжаться собственной судьбой так, как заблагорассудится.

Покинув объятия возлюбленного, Ренэйст подходит к пепелищу, к костям, что остались вместо ее брата, и снимает с пояса мешок, перетянутый алой шерстяной нитью. В него собирает она прах Витарра, чтобы после развеять его над соленой водой. Все началось с воды, в воде же и закончится.

Вновь оказавшись подле нее, Хакон накрывает плечи невесты ладонями сильными, оглаживая их мягко и бережно.

– Ты в порядке? – спрашивает он едва слышно, пусть подле них никого больше нет. Никто не услышит, но Хакон все же осторожничает.

Нет. Нет, не в порядке, но сказать о том она больше не может. Лишь в стенах их дома сможет правительница дать слабину, показать истинные свои чувства. Но знает, что этому мужчине может доверить она всю ту тьму, что клокочет в ней.

Потому, кивнув, показывая, что все хорошо, опускается Белая Волчица на колени и вытирает руку, испачканную прахом, о снег. Тяжко дышать становится, тяжко думать. Это ведь ее брат, то, что некогда было Витарром. Не смогла она стать брату близкой сестрой из-за обстоятельств, в которых оказались они по чужой вине.

И ей стоит встретиться с причиной их бед до того, как покинет Исгерд ярл материк.

– Проследи за тем, чтобы останки Витарра получили должное обращение. Мне нужно проводить наших гостей.

Хакон кивает, показывая, что сделает все, что только она попросит. Нежная улыбка против воли касается бледных губ, Ренэйст смотрит на него устало, положив чистую ладонь на его лицо. Оглаживает щеку, покрытую темной бородой, и, подавшись ближе, касается губами его губ, вознаграждая своего будущего конунга трепетной лаской. Трепетное это касание не длится долго, и, отстранившись, Ренэйст смотрит долгие секунды в голубые его глаза, следом за тем отходя в сторону. Затянув потуже алую нить, вешает кюна мешочек с прахом на свой пояс и направляется к Великому Чертогу.

Исгерд ярл находит она именно там.

Ярл вздрагивает, стоит тяжелым двустворчатым дверям распахнуться, и оборачивается, глядя на нее коварным зеленым взглядом. Йорунндоттир расправляет плечи, гордо подняв голову, увенчанную царственным обручем, и шагом медленным, шагом волчьим движется к ней. Исгерд пятится назад, качает бедрами при каждом шаге и все змею напоминает, извивающуюся плавно.

Только что волку до змеи?

– Неужто похороны закончились уже? – спрашивает Исгерд обманчиво спокойно.

– Тебе бы то было ведомо, если бы ты была на этих похоронах, – отвечает Ренэйст ей в тон.

Помнит она разговор с Витарром, произошедший накануне сражения их в стенах Великого Чертога, и другими глазами смотрит на Исгерд. Нет в Ренэйст страха и трепета, что испытывала она по отношению к ней раньше. Нет уважения; лишь жгучая ненависть, обжигающая ледяным дыханием. Безусловно, не все беды в их жизнях – ее рук дело. Только вот если бы не яд, пущенный ею в вены слабовольного ее отца, быть может, их с Витарром жизни сложились бы совершенно иначе.

Каждый сам принимает решения. Каждый за свои поступки ответственность понести должен.

И Ренэйст сделает все, чтобы Исгерд за свои заплатила.

– Не люблю похороны, – Исгерд следит внимательно за тем, как Ренэйст проходит мимо нее, величественная и царственная, направляясь к трону, – потому и не посетила их. Да и корабли нужно снарядить в обратный путь. Прошу простить меня.