В рюкзаке, помимо обычного дорожного набора, лежал револьвер. Я захватила его на всякий случай, хотя пули там были и несеребряные.
Фонарик освещал тропу передо мною. Время от времени я останавливалась, чтобы направить луч света на карту, которую нарисовал мне Сцинк. Рисунок он сопроводил кое-какими пояснениями.
Сейчас я шагала по Серебряной тропе.
В заповеднике было тихо, только звенели над головой комары, да на озере изредка кричала какая-то птица. Самого озера я не видела, но ощущала в воздухе избыточную влажность, чувствовала слабый запах тины, водорослей и гниющих на дне листьев.
Направив луч фонаря вперед, я увидела столб со стрелкой и надписью: «К башне». Повернув направо, я двинулась по узкой дорожке, засыпанной небольшими камнями, которые с бренчанием выскакивали из-под каблука и откатывались в сторону. В кронах деревьев шумел ветер. Его шорох был похож на голос моих старых богов, которые шептали мне на ухо: «Опасность! Опасность! Беги, пока можешь!»
Я знала, что монстры предпочитают селиться в зачарованных местах.
Был ли этот лес зачарованным?
И если был, когда я пересекла его границу?
«Не важно! – гудел ветер. – Главное, ты ее пересекла, и правила изменились. Твое человеческое оружие здесь не поможет. Тебе не победить».
Тропа круто пошла вверх, и я, поднимаясь, несколько раз оскользнулась на сырых камнях. Еще несколько шагов, и я вступила в ее тень – густую, мрачную тень, которую отбрасывала башня.
Это было массивное, старое строение, сложенное из скрепленных раствором камней. Мне показалось, башня слегка кренится влево, но, возможно, это было всего лишь эффектом неверного лунного света. Она действительно была увеличенной копией башни в поселке, которую я приняла за маяк: круглая, высокая, сужающаяся к вершине.
Мои уши уловили какой-то тихий звук, похожий на шарканье ног по камням.
Откуда он донесся? Изнутри?
Что, если чудовище уже там? Наблюдает. Ждет.
Я вспомнила, как в детстве мы играли в прятки: я утыкалась лицом в диванные подушки в гостиной и громко считала до пятидесяти, а потом бегала по всему дому в поисках сестры. «Пора, не пора, я иду со двора».
Что ж, я иду!..
В стене башни я видела зияющее отверстие прямоугольной формы – дверь и пять крошечных квадратных окон без стекол, расположенных друг над другом в шахматном порядке.
Стараясь ступать как можно тише, я приблизилась к входу. Изнутри башни не доносилось ни звука, да и лес вокруг как будто затаил дыхание. Даже ветер стих и не раскачивал больше ветви сосен.
Казалось, сама Земля на несколько секунд остановила свое вращение и замерла в тревоге.
При ближайшем рассмотрении дверь оказалась крест-накрест заколочена досками. На досках висела табличка: «Не входить! Опасно!»
Я посветила фонариком внутрь башни и увидела спиральную металлическую лестницу, покрытую бурой ржавчиной. Местами ступеньки проржавели насквозь. На бетонном полу валялись разбитые бутылки, пивные банки, чья-то грязная футболка, груды листьев, ветки, обертки от леденцов и жевательной резинки. Почти посередине я заметила черный круг от костра. Интересно, какому идиоту пришло в голову жечь здесь костер? Мусора здесь хватало: сухие листья и ветки могли вспыхнуть от малейшей искры.
«Войди и умри!» – было написано на стене алой краской из баллончика. Рядом той же краской была выведена кривенькая пентаграмма, а чуть ниже: «Здесь была Дженни Погремушка!»
Я принюхалась. Пахло старым цементом. Землей. Пивом. Мочой.
И сигаретным дымом. Запах был слабый, но свежий. Кто-то курил здесь совсем недавно.
Я сглотнула застрявший в горле комок, сняла с плеч рюкзак и достала револьвер. Рюкзак я снова надела на плечи и, пригнувшись, пробралась под скрещенными досками. Револьвер я держала в правой руке, фонарь – в левой.
Под башмаками хрустело битое стекло, шуршала листва, тонкие ветки ломались, словно маленькие сухие косточки, Повернувшись к лестнице, я попробовала ногой нижнюю ступеньку, чтобы проверить, выдержит ли она мой вес. Ступенька показалась мне достаточно прочной, и я поднялась по лестнице еще немного.
Пятая ступенька со скрежетом подалась под ногой, и я замерла. Во рту мгновенно пересохло.
Я была уверена, что сверху донесся какой-то шорох, наполовину заглушенный скрежетом ржавого металла.
Нет, не шорох. Шаги. Медленные шаркающие шаги.
Стены вдоль лестницы тоже были испещрены граффити. «Самоубийство – это круто!», «Марк П. сосет», «Твой лучший букет». Последнюю надпись иллюстрировало изображение листа марихуаны.
А чуть выше…