— Только не говори ничего! — сказал я. — Ничего не делай!
— Знаешь что, Карл Уве, — заговорил он.
— Ой, не надо! — сказал я.
— Я не тот, кто ты думаешь, — продолжал он, направляясь ко мне.
— Нет! — сказал я.
— Я не Ингве, — сказал он. — Я кое-кто другой.
— Нет, не другой, — сказал я. — Ты — Ингве! Ну скажи, что ты — Ингве!
— Я — киборг, — сказал он, — а вот это — это…
Вытянув руки, он задрал на себе свитер:
— Это не плоть и кровь. Это — металл и провода. Это выглядит как человеческое тело, но это не тело. Я не человек.
— Человек! — вскрикнул я, начиная плакать. — Ты — Ингве! Ингве! Скажи, что ты Ингве!
— Сейчас я утащу тебя в подвал, — сказал он. — Хе-хе-хе…
— Ингве! — завопил я истошно.
Он смотрел на меня и улыбался.
— Я же только пошутил, — сказал он. — Неужели ты и вправду поверил, что я киборг?
— Не делай так больше, — сказал я. — Давай, зажги свет!
Он шагнул ко мне.
— НЕТ! — заорал я.
— Окей, окей! — засмеялся он. — Погоди, сейчас зажжем свет. Поужинаем, что ли? Ты проголодался?
— Сперва зажги свет, — сказал я.
Он зажег бра и лампочку над телевизором, там уже шел обзор новостей. Затем мы пошли на кухню и принялись ужинать. Ингве заварил чай. В этом не было ничего сложного, надо только не забыть убрать за собой посуду, потому что папа даже в мыслях не допускал, чтобы мы сами без него включали плиту и кипятили на ней чайник. После ужина мы достали настольный футбол и поиграли, слушая через открытую дверь поставленную в его комнате пластинку группы
Услышав за окном звук подъезжающей папиной машины, мы быстренько все убрали и разошлись по своим комнатам. Иногда, возвратившись после отсутствия, он звал к себе Ингве и расспрашивал его о том, чем мы занимались и как провели время, но на этот раз он сразу прошел в гостиную и сел перед телевизором.
У нас от души отлегло, когда мы поняли, что он оставил нас в покое, однако я все же ощущал, что ему такое положение не нравится, атмосфера в доме сгустилась, как перед грозой от витавшего в воздухе настроения, которое требовало от нас чего-то невыполнимого.
На следующий день оно шарахнуло. Я чувствовал, что заболеваю, наверно, простыл, и у меня поднялась температура, это началось внезапно, час назад, я сидел на кровати у Ингве, прислонившись спиной к стене и читал один из его журналов. Ингве за столом делал уроки, на проигрывателе стояла пластинка группы
Вдруг дверь распахивается, и на пороге стоит папа.
Он был в хорошем настроении, глаза озорно блестели.
— Слушаете музыку, — сказал он. — Мне нравится. Что вы поставили?
—
— Крысы барачного города, — перевел папа. — Помните, как вы смеялись, когда я сказал вам, что
Улыбаясь, он вошел в комнату.
— И ты тоже любишь музыку, Карл Уве? — спросил он.
Я кивнул.
— Давай-ка потанцуем, — сказал он.
— Я заболел, папа. У меня, кажется, температура. Мне нехорошо.
— Вот еще, — сказал папа, схватил меня за руки, поднял с кровати и закружил.
— Перестань, папа, — сказал я. — Мне нехорошо.
Но он ничего не слушал и кружил меня все быстрее.
— ПРЕКРАТИ, ПАПА! — закричал я, не утерпев. — ПРЕКРАТИ!
Он остановился так же внезапно, как начал, толкнул меня на кровать и ушел.