Детство комика. Хочу домой!

— Это? Это… коллекция кинорекламок.

— Господи, ну и смехота! Чье это?

— Это… Йенни. Э-э… я собирался отдать, но ее нет дома.

Юха натянуто смеется и добавляет, помахивая папкой:

— Ну и малышня! Собирает рекламки! Ладно, мне надо домой. Пока.

Он уже отходит на несколько шагов, как вдруг Стефан кричит ему:

— Я, кстати, вчера спросил у Ли, можем ли мы с ней гулять.

Юха застывает, медленно оборачивается и как можно равнодушнее произносит:

— А… Ну и что она ответила?

— А ты как думаешь? — торжествует Стефан. — Конечно, да!

Юха закрывает глаза. У него колотится сердце. Ему некого винить, кроме самого себя.

71

Это я запомню, думал я, ныряя июньской ночью в черное озерцо, спрятанное меж сосен, в глубине леса, это я запомню навсегда.

Крик нырка отзывался эхом; тонкие пряди тумана ласкали поверхность воды; ели отражались в черном озерце.

Я это запомню, этого я никогда не забуду.

Сейчас конец сентября.

Я снова еду на поезде по Швеции. Еду в Эребру, чтобы выступать там в ресторане перед радостными людьми, которым ничего не нужно, кроме как высмеять все, что есть осень и несчастье. Вечер в разгаре.

Желтеет листва берез, папоротники уже по-осеннему коричневые. На часах еще нет шести, но солнце уже клонится к горизонту.

Оно горит.

Как все сгорает. Как вращается Земля. Как умирают друзья.

Я уже забыл то, что не должен был забыть никогда.

Осень на дворе. Она впивается в меня и тащит меня с собой.

Повсюду лето уже потеряло силу, отовсюду струится холод, вечера темны. На часах не больше шести, но уже смеркается. Желтые и красные, стоят еще не потерявшие листву деревья.

Крестьяне собрали все, что можно собрать, и пустые поля ждут следующей весны. Мы переходим на зимнее время, и надеяться больше не на что. Скоро придет зима, длиной в полгода. Мы все потеряем.

Слава богу, в «ИКА»[35] снижены цены на стеариновые свечи. 1590 за десяток.

И мы жжем свечи и натягиваем толстенные кофты, сидим дама и пишем, читаем комиксы «Астерикс» и смотрим, как наши котята превращаются в статных тигров. В батареях шумит горячая вода. Церковные колокола звонят ко сну.

Все падет. Памятники Ленину и социал-демократические правительства. Ни одна власть не устоит, и тираны однажды умрут.

«Адвент — это темнота и холод — приди, Господи, приди, когда настанет час!»

Ты помнишь этот псалом? Мы пели его в последний день перед Рождеством в школе.

Колеса стучат по рельсам. Деревья силуэтами чернеют на фоне неба. На западе светит полная луна. Я еду в поезде и скорблю.

Вчера я был в Карлстаде. Кошмарное выступление.

Конферансье даже не знал, как меня зовут. Он называл меня Юхой Линдквистом. «Ты, прямо скажем, не толстяк» — сказал он. Чертов козел. Публика была такой пьяной, что опрокидывала столы. Они ненавидели меня всеми фибрами.