Тина все порывалась выскочить и своими глазами увидеть тех, кто так напугал противных немцев, но папа строго-настрого запретил вылезть наружу. Только вечером осторожно вернулись в дом. И как раз вовремя – во двор заходили два красноармейца. Да, представьте себе, два самых обычных, запыленных, полузабытых красноармейца со звездами на пилотках. Тина с воплями бросилась им на шею. Они спросили, не прячутся ли поблизости немцы. Проверили комнаты, погреб, попили воды и ушли. А Тина и все-все-все целый вечер радовались и строили планы на будущее. Так закончилась Тинина жизнь в оккупации.
Тинин папа сразу засобирался в Город, а остальные решили еще пожить в селе – неизвестно, как там дома дела. И есть ли тот дом вообще?
Мама сразу пошла работать в сельскую школу. Школу перевели на русский язык. Тина тоже пошла – во второй класс, а Таня – в четвертый. Выдали учебники. Тина с восторгом их схватила и за неделю прочитала все от корки до корки и приступила ко второму разу. А в самой школе было уже не так интересно. Тине было трудно молча высиживать на длинных с непривычки уроках, от постоянного писания страшно болела рука и хотелось вместо сидения на деревянной лавке пробежаться по улице к речке. Учительница была уже другая, не злая Альбомовна, которая била линейкой по рукам. Эта, наоборот, детей любила и жалела, и Тина скоро освоилась и принялась изо всех сил учиться. В школе учеников подкармливали. Каждый день выдавали по ломтю хлеба и стакану кипятка с куском сахара. Если кто-то не приходил в школу, его паек делили между присутствующими.
И снова пришла зима, с метелями и завирюхами. Чтобы как-то согреть детей, учительница заставляла их все время хлопать в ладоши, стучать ногами, прыгать рядом с партами. Маме выдали карточки на хлеб, а еще выделили дрова для печки. Теперь уже можно было не ходить под пронизывающим ветром по полю, чтобы собрать окоченевшими руками горстку засохших стеблей травы. Тина и Таня наконец отогрелись и уже не голодали, но носить по-прежнему было нечего. Мама сшила на верном «Зингере» ватные пальто – тяжелые, неудобные, зато теплые. Тина опять всплакнула о навсегда утерянной шубке, но делать было нечего. Зато в этих громоздких одеяниях удобно было кататься на санках с горы, отталкиваясь от земли острыми палками. Если и перевернешься – не замерзнешь. Однажды какой-то парень попал острым концом палки Тане в спину – опять вата выручила, а то мог и насквозь проткнуть. Все равно пришлось долго лечить рану. Это он так отомстил за то, что Таня его постоянно дразнила: «Греки, турки, банабаки, оторвали хвост собаке, а собака завизжала, на тарелочку на…ла». Но Таню этот случай не остановил, она по-прежнему отстаивала свою правоту, даже кулаками. Тина, хоть и была на два годе младше сестры, выступала в роли миротворца.
Все ждали перемен на войне. Радио в селе не было, газет – тоже. Новости поступали случайные и часто непонятные. Тина жадно ловила любые обнадеживающие весточки с фронта – ведь, когда война закончится, придет конец и бесконечным холодам, – так папа сказал, – и наступит тепло. И Тина терпеливо ждала и верила. Но как же хотелось, чтобы это время наступило как можно скорее!
К соседям приехала родственница с дочкой из самой Москвы. За этой необыкновенной девочкой, одетой в настоящую городскую одежду, табуном стали ходить дети. Увидеть настоящую москвичку хотелось всем. Девочку пригласили в школу. В центре самого большого класса поставили табуретку, на нее взгромоздили девочку и, затаив дыхание, слушали ее рассказ о жизни в столице. Потом девочка громко и выразительно спела государственный Гимн, никем в селе не слышанный. А когда в конце она научила всех веселой считалке: «Внимание, внимание! Говорит Германия! Сегодня под мостом поймали Гитлера с хвостом!», многочисленные зрители пришли в полный восторг. А Тине вдруг так остро захотелось очутиться на месте этой незнакомой девочки, в таком же синем платьице в белый горошек, чтобы это ей все хлопали за исполнение Гимна, а потом сесть вместе с мамой и Таней на поезд и очутиться в Москве! И ходить круглый год в красивой одежде, а не в самодельных хламидах. И чтобы тротуары на улицах, а не замерзшие сугробы. И не слышать вой зениток, ужасных разрывов снарядов. И чтобы не было войны…
После освобождения села дядя Миша как-то осмелел и принялся, сначала осторожно, а потом и всерьез, выживать своих родственников из дома. Ходил за Тиной и Таней следом и следил, чтобы из сада, не дай бог, не сорвали яблочко или вишенку. А по вечерам, после торговли на базаре, к ним в комнату заходила тетя Люба и заводила долгие разговоры о том, как трудно сейчас живется и им придется брать квартирантов, чтобы они платили за жилье, а комнаты свободной нет. От этих разговоров Тине становилось тоскливо на душе, и в сердце опять заползала зима. А от папы по-прежнему вестей не было.