Детство Тины

И к местным традициям постепенно Тина привыкала. Например, в Городе как-то было не принято отмечать церковные праздники. Только встречу Нового Года перед самой войной Тина помнила, потому что папа принес настоящую елку и к ним в дом пришли гости. Тинины родители устроили целое представление с песнями, стихами и танцами. Тина тоже стояла перед сказочно красивой елкой в накрахмаленной пачке снежинки, заботливо сшитой мамой, и с выражением декламировала: «Дети! В школу собирайтесь, Петушок пропел давно!». Веселились всю ночь. Других праздников Тина не знала.

А в этом греческо-украинском селе все было устроено по-другому. На рождество и Маланку дети гурьбой бегали по дворам, колядовали и посевали. Тина и Таня тоже с ними бегали. Домой принесли полный мешок угощений. Осмелев, решили зайти и к дяде Мише. Но сколько не надрывались с «…Щедрик-Петрик, дай вареник, ложечку кашки, наверх колбаски, этого мало, дай кусок сала, выноси скорей, не морозь детей…», никто не расщедрился. Пришлось уходить ни с чем. И Тине теперь казалось, что так было всегда и так всегда будет. И никакого города с трамваями и магазинами никогда не было. А всегда была метель и большое село с белыми избами…

Так прошли весна и лето, наступила осень. А тут и огород подоспел. Все дружно собрали первый урожай. Папа соорудил ручную мельницу и крупорушку, и теперь в доме была и крупа, и мука. Можно было варить кашу и печь лепешки. А если удавалось натереть их салом, то это был настоящий праздник. Семечки подавили на маслобойке, получили подсолнечное масло, стали есть кашу с «постным» маслом, как его называла мама. А еще приспособились варить кофе из поджаренного ячменя, желудей и корня цикория. Так Тина приучилась пить по утрам свежезаваренный кофе. И субботнее лакомство появилось – большая миска поджаренной воздушной кукурузы. Вместо сахара ели сладкую свеклу.

Даже мыло научились сами варить из павших лошадей и коров (их за селом валялось великое множество). В коридоре теперь постоянно стояло корыто с липкой смесью. Когда она застывала, ее резали ниткой на скользкие куски, получалось мыло. Запах, конечно, от этого продукта исходил отвратительный, просто сбивал с ног. Зато и люди, и одежда теперь были чистые.

Тем временем у дяди Миши поселились еще одни квартиранты, на этот раз немцы. Тина теперь каждый день встречалась с ними во дворе, возле умывальника. Немцев было два. Один – толстый, рыжий и добродушный, второй – худой, с «ежиком» волос и злой. Тот второй придумал такое развлечение – наводил на Тину автомат и прицеливался. Тина с плачем убегала, а потом просила маму выходить во двор вместе с ней. Однажды в ним комнату зашел «добрый» немец и знаками приказал, чтобы все уходили в кукурузные поля, потому что скоро начнется бой. Тина и Таня вначале обрадовались, что Красная Армия придет и всех освободит, но потом испугались, что до этого времени могут всех убить. Быстренько похватали вещи и побежали из дома впереди родителей.

В кукурузе собрались и другие семьи, тоже кем-то предупрежденные. Мужчины нашли колышки, натянули на них простыни, на землю постелили одеяла и устроили детей на ночевку. Тину от усталости и напряжения быстро сморил сон, но вскоре ее разбудили крики: «Газы, газы, давайте мокрые простыни». Так до утра и просидели в мокрых простынях на холодной земле. Утром узнали, что немцы подогнали к краю поля грузовики и выпустили на людей газ. Папа опять пострадал – сильно отравился и долго потом кашлял. А боя никакого и не было.

И снова замелькали дни за днями: вверх-вниз, вверх-вниз, черное-белое, белое-черное. Тина уже их не различала, ей было все равно. Она жила, как-бы сжавшись в комок, не тратя драгоценную энергию на вспомогательные желания. Главное, чтобы не холодно было, и еда какая-нибудь, и не стреляли.

И вдруг пришло освобождение. Такое долгожданное, выстраданное, которое уже почти перестали ждать, но все равно ждали. Все произошло до обидного буднично и быстро. Просто в один из сентябрьских дней вдруг поднялась стрельба прямо на соседней улице. Вроде бы, ничего необычного, за последний год к ней все привыкли и не обращали особого внимания. Но дяди Мишины немцы вдруг подхватились и куда-то убежали. Папа скомандовал всем на всякий случай тоже спрятаться в погребе. Туда же прибежали и дядя Миша с тетей Любой и с большим сундуком. Долго-долго ухали над головой снаряды. Потом вроде все затихло. Таня высунулась наверх, чтобы разведать обстановку и сразу скатилась вниз с истошным криком: «Горит! Горит!». Тина не утерпела и тоже выглянула. Горел соседний дом, тот, где все так весело колядовали зимой. Пожар перекинулся на дяди Мишин сарай, и вся скотина сгорела. Тетя Люба сильно плакала, Тина тоже – жалко было корову Зорьку, которая так уютно вздыхала, когда девочки угощали ее пучком соломы или сладкой вкусной свеклой.