Госпожа Гортензия воровато оглянулась, склонилась под прилавок, зачерпнула матушкиной браги, выпила. Негодование как рукой сняло, но от любви тоскующей аж в носу защипало. Никогда, никогда еще не было ей так больно. Никогда, никогда не оправится она от этой ужасной раны.
– Госпожа! Госпожа Гортензия! Беда у нас! – Круглое лицо служанки замельтешило перед госпожой Гортензией. – Идите, посмотрите!
Следом за перепуганной служанкой госпожа Гортензия побежала и прибежала в конюшню. Пегой не было – сердце екнуло, но дело понятное, Бальсиор уже собрался. Но и второе стойло, где красовался Снежок, тоже пустовало.
– Свели! – причитала служанка. – Свели коника!
– Быть не может! – ахнула госпожа Гортензия и, не тратя зря сил, побежала к городским воротам.
Успела еле-еле – путников было почти не различить. Но что надо, госпожа Гортензия увидела. Впереди, на пегой, восседал Бальсиор. Девица и Дзуруб вышагивали следом. А последним, на некотором расстоянии, как будто и не с ними совсем, крался ее Снежок.
Всхлипнула госпожа Гортензия, кулаки стиснула. Крикнуть захотела, но не смогла, только глядела неотрывно на бальсиоров плащ бархатный, яркий, издали заметный. И впервые сердце ее не колыхнулось ни трепетным вожделением, ни страданием тоскливым. Ничего ее в сердце больше не было, только злоба на конокрада разнаряженного, чтоб его дракон пожрал.
Чувствуя странное облегчение, побрела госпожа Гортензия обратно к «Радужной бочке». Солнышко припекало, чистенькие домики Кириона радовали глаз, прохожий – весьма представительный, с усами – глянул на нее и крякнул одобрительно. В пышной груди госпожи Гортензии разлилось смутное предчувствие будущего необъятного счастья, и так же смутно ей подумалось: а ну его, коника.
9. «Пролог»
До границы королевства добрались быстро. За границей, как и сказал колдун, был лес, за лесом река, за рекой поле, а вот стены не было, не было никакой стены за полем, только в высшей степени унылая местность с кочками, проплешинами, чахлыми кустиками, но только не стена.
Парнишка вытаращился удивленно и забормотал:
– Эк оно вышло, а ведь господин Нитачох предупреждал, что сказки, а вы не поверили, так что сами виноваты…
К его бормотанию никто не прислушивался. Принц шлепнулся на землю, не забыв, впрочем, подстелить бархатный плащик, и деликатно лил жемчужные слезы. Дева хмурилась, оглядывая бескрайнее болото без малейшего намека на стены.
– Неужели мне не суждено вновь вдохнуть сладостный воздух родины… – причитал принц.
– Чего потащились неизвестно куда, в Кирионе как хорошо жилось, хозяйка не обижала, и город приятный, может, и вернуться стоит… – бурчал парнишка.
– Что скажешь, Цельфий? – спросила дева. – Мы дорогой случайно не ошиблись?
Дракон не ответил. Как и остальные, он не сводил глаз с болота, но ни злости, ни отчаяния, ни даже разочарования не было заметно на его чешуйчатой морде. Не просто смотрел он, а жадно всматривался во что-то, видимое ему одному, и принюхивался, и причмокивал, и ноздри его широкие чуть подрагивали от напряжения.
– Цельфи, – позвала дева.
Дракон снова не откликнулся.
– О, как же мне попасть в беззаботный радующий сердце край, породивший меня…
– А если что, можно и в цирк к папаше моему податься, почему бы и нет, дракону там обрадуются, еще как, и остальным работенка найдется…
– Замолчите! – рассердилась дева. – Подумать не даете.
– Чего тут думать? – удивился парнишка. – Обратно поворачивать надо, принц наш тронулся малость, вот и пригрезилось ему невесть что, оставим его у госпожи Гортензии, она позаботится.
– Я не хочу к ней. Я домой хочу, – капризно всхлипнул принц.
– Обратно поворачивать не будем, – отрезала дева. – У Цельфи что-то на уме.
Что было у дракона на уме, неизвестно, но сам он был на брюхе, распластал широкие крылья, стал неотличим от грязноватой серо-коричневой земли.
– Садитесь, – пригласил дракон настойчиво. – Надо кое-что проверить.
Дева молча вскарабкалась на бугристую спину и схватилась за шею у самой головы.
– Я безмерно благодарен вам за ваши старания и веру, но к чему утруждать себя дальше? – вздохнул принц. – Все попытки достичь моего дома бесплодны, как пустыня, простирающаяся перед нами. Не лучше ль оставить всякую надежду и бестрепетно ожидать конца…
– Не лучше, – рявкнула дева. – Кому сказала, садись.
Принц проворно полез по крутому боку. Каблуки на его сапогах неприятно царапали чешую, но дракон сдержался, промолчал.
– Дзуруб, – позвала дева. – Ты долго еще?
Парнишка топтался у самого кончика крыла и устраиваться на драконе не торопился.
– А пегая как же, не оставлять же ее здесь, пропадет без нас… – Он обернулся на лесок, оставшийся позади. Из леска доносилось задорное ржание на два голоса.
– Лошадей не повезу, – быстро сказал дракон. – У меня нежная кожа.
– Снежок за ней присмотрит, – сказала дева.
– Присмотрит он, как же, только и умеет, что лягаться и кусаться, потащился за нами на мою голову…
– Не ревнуй, – строго оборвала дева. – Или с ними оставайся, или с нами летим.