Дева, Дракон и другие диковинки

– Понимаю, – сказал он без особой, впрочем, убежденности. – Но она наверняка вас ждет. Вы ее найдете. Все будет хорошо.

– Не нужно мне ее искать! – взорвался белокурый. – Я знаю, где она! Только толку нет. Сейчас она на меня и не посмотрит. Она самое прекрасное, изящное, грациозное, соблазнительное создание в мире, а я… Вы только посмотрите на меня!

Белокурый принялся в бессильной ярости хлопать себя по ляжкам. Попона скользнула вниз, и он был вынужден отвести взор. На его взгляд, жаловаться белокурому было не на что. Но, разумеется, кто их разберет, этих женщин.

– Верните все, как было! – потребовал белокурый, подхватывая попону. – Пока она меня не забыла!

Он совсем растерялся.

– Я вернул все как было. Вы в зеркале себя видели?

Белокурый рыдал все громче. За плечом раздалось деликатное покашливание. Он склонился к Чакче.

– Ему не нравится, что ты превратил его в человека, – прошептал Чакча.

– Да ну? – изумился он. – Он хотел остаться конем?

– Хотел, – просиял белокурый и подошел ближе. В глазах его светилась надежда. – Это можно устроить?

– Ну уж нет, – занервничал он. – Ты хоть представляешь, что мне пришлось в первый раз из-за тебя пережить? Второй раз я тебя в лошадь превращать не буду.

Белокурый принялся заламывать руки.

– Тогда моя жизнь кончена! Жизнь без нее не имеет для меня смысла. А в таком виде я ей не нужен.

– Зачем же так категорично…

– Я проверял, – скорбно отозвался белокурый.

Без стеснения задрав попону, он показал белую филейную часть, крепкую и упругую, на которой багровел синяк очень неприятного вида.

– Она наградила, – благоговейно сказал белокурый. – Когда я к ней попробовал… Я не сразу сообразил, что я больше не конь. А она умница. Она просекла тут же.

Чакча тихонько захихикал.

– Спроси у него, давала ли ему госпожа Гортензия какую-нибудь еду в последнее время.

Он спросил.

– В нашем трактире хозяйка скотину не кормит коней, – с достоинством ответил белокурый. – Хотя… принесла вчера какую-то гадость, плеснула нам. Пахло так себе, скажу я вам. Все-таки каждый должен заниматься своим делом, и корм давать не хозяйское…

Его вдруг озарило.

– Чакча, думаешь, она вылила коням мое приворотное зелье?

– Вы с кем разговариваете? – насторожился белокурый.

– Но тогда он должен был влюбиться в госпожу, а не в кобылу, – продолжал он, не обращая на белокурого внимания.

– Хозяйка захотела меня приворожить? – испугался тот. – Страшная женщина. Но я ничего не пил. Запах мне не понравился. Все она выпила. Дорогая моя…

Белокурый умильно улыбнулся, отдаваясь сладким воспоминаниям.

– Я как раз тогда и заметил, какие у нее глаза… А шея…

Белокурого сладострастно передернуло, а Чакча снова выразительно закашлялся.

– Ты что в зелье добавил?

– Лепесток взял, который у цветочка упал, – неохотно признался он.

Чакча закрылся листьями и затрясся в хохоте.

– Нет, вы все-таки с кем-то разговариваете, – нахмурился белокурый и вдруг заметил. – Ой. У вас куст дергается.

Он перепугался, но Чакча, позабыв об осторожности, тряхнул листьями и с достоинством поправил:

– Я не куст. А у моих цветков особое свойство. Если заварить на них приворотное зелье, то действует оно не так, как обычное. Все влюбляются в того, кто это зелье пьет.

– Кто бы мог подумать, – искренне огорчился он. – Значит, госпожа Гортензия должна была сама выпить это зелье, а не скармливать его своему красавчику.

– Зато в него наверняка влюбилась половина города, – подтвердил Чакча.

– Но хоть не весь?

– Не весь, – согласился Чакча. – На кого-то зелье не действует. Всегда находятся исключения. Но учти, противоядия нет. Если подействовало, то на века.

Он уставился на белокурого, который с детским изумлением рассматривал Чакчу. Дрянь человечишко, конечно, но вечные муки неразделенной любви не заслуживал даже страховой агент.

– Надо что-то сделать, – вздохнул он. – Придумаешь?

Чакча пошевелил листиками.

– Попробую.

Горько было так, хоть волком вой. Но вой – не вой, легче не станет, а вот бизнесу повредит. Госпожа Гортензия украдкой ополоснула под прилавком лицо брагой – старинный матушкин рецепт – и повернула к клиентам в зале сияющую улыбку. Киентов было много, но настроение, вопреки обычаю, царило похоронное. Быстро по Кириону разлетелась весть об отъезде гостей из «Радужной бочки», и в таверну потянулись страдающие обоих полов.

Для бизнеса похоронное настроение было самое то. Под него матушкина брага расходилась отлично, и госпожа Гортензия уже распорядилась прикатить две дополнительние бочки. Но радостней ей от этого не становилось. Бальсиор, отрада очей, без зазрения совести оплатил счет и уехал.

Счет, правда, оплатил не он, а парнишка Дзуруб, да не звонкой монетой, а своим трудом. Но дело не в том. А в том, что уехал красавец Бальсиор окончательно и бесповоротно, и сердце ее разорвется от тоски. И колдун зловредный ушел безнаказанным. Госпожа Гортензия уточнила: ушел, и следа от него не осталось, одна лопата в его жалкой лачуге, да и ту страшно трогать.