Пегая призывно заржала. И дракон с ними,с жилками и небесами, здесь тоже можно неплохо устроиться. Он взбрыкнул, пнул переборку и перемахнул к ней в стойло.
Госпожа Гортензия вышла во двор с метлой. Не годится хозяйке собственноручно двор подметать, но бывали в жизни госпожи Гортензии моменты, когда бессильную ярость стоило направить на полезное дело. Да и себя во всей красе показать не мешало: платьице сиреневое, с оборками на лифе, талию потуже перетянула, так и с любой красавицей в городе потягается. Пусть посмотрит, что он потерял.
А если в нем вдруг дрогнет что-то, то, может, и не потерял.
Госпожа Гортензия вздохнула, поправила кружевную косыночку на каштановых волосах, поухватистее за метлу взялась, да так и пошла, так пошла. Грязи во дворе не было (попробовала бы служанка грязь развести!), так что ни пылинки, ни соринки образ госпожи Гортензии не омрачили.
Пусть уезжает, раз такой бессердечный. Катится на все четыре стороны. Вспомнит, пожалеет, обратно примчится, а она уже замужем, за бравым генералом, у которого усы ух, а сабля еще больше, вот так поворот, не правда ли господин Бальсиор, где вы были раньше то? Но раз вы и правда места себе не находите, так и быть, задвину разок мужа генерала с его саблей, а если хорошо проявите себя, так и на подольше…
Госпожа Гортензия замечталась, разрумянилась и не заметила, как из «Радужной бочки» вышли постояльцы. А когда заметила, то разрумянилась еще больше. На крылечке стоял Бальсиор, красивый как заря. Плащик через плечо алый с золотыми всполохами, сапоги из мягкой кожи до середины бедра, и откуда у него только средства на такую одежду, когда у него на обеды не хватает.
Но хорош, слов нет.
Девочка его бледная с ним. Сказал бы ей кто, что деловитость женщину не красит. Чем больше деловитости, тем меньше шарма, а без шарма мужчину не привлечешь. Госпожа Гортензия тряхнула кудряшками и только собиралась элегантно смести невидимый сор, как заметила краем глаза за широкой спиной Бальсиора то, что начисто выбило из ее головы мысли о шарме и элегантности. Перехватив метлу на манер боевого топора, она ринулась к крыльцу. Сейчас она покажет этому лживому колдуну, что значит гнев обманутой женщины!
Но негодяй оказался проворнее. Не успела госпожа Гортензия добежать до него, как он припустил по двору и юркнул в открытую дверь конюшни.
– А ну стой! – завопила госпожа Гортензия, но боевой клич застрял у нее в глотке, потому что в этот самый момент на ее руку легла рука Бальсиора.
– О, многоуважаемая госпожа хозяйка, могу ли я надеяться на миг вашего драгоценнейшего времени, чтобы обсудить с вами дело чрезвычайной для меня важности? – осведомился он.
Не чуя под собой ног, госпожа Гортензия кивнула. Неужто зелье наконец подействовало? Правда, в хрустальных глазах Бальсиора особой страсти заметно не было, но кто их знает, благородных, может, у них, чем меньше страсти в глазах, тем больше в других частях. Ее бы это вполне устроило.
– Пребывание наше под вашей благословенной крышей, к моему горчайшему сожалению, подходит к концу, о благороднейшая госпожа Гортензия. Путь нам предстоит долгий и опасный, не изобилующий средствами передвижения, и хоть мне чрезвычайно неприятно утомлять вас деловыми подробностями, которые мне самому чрезвычайно неприятны, но грубые материальные обстоятельства заставляют меня задать вам вопрос…
Госпожа Гортензия и не понимала, что он говорит. Говори, милый, говори, лишь бы голос твой медоточивый слышать.
– Давай лучше я, – хмуро сказала бледная девица. – У вас конь есть, стоит в конюшне без надобности. Мы купим, если в цене сойдемся.
– О, если сердце ваше возопит от горя при мысли о расставании с чудеснейшим скакуном вашей конюшни, мы готовы…
– Не буду я вам никого продавать, – возмутилась госпожа Гортензия. – Чем вы платить будете? Позавчера последний золотой за обед отдали.
Бальсиор растерянно заморгал. На это ему возразить было нечего.
– Вы наши деньги не считайте, мы без вас отлично справимся, – ощерилась бледная.
– Двадцать золотых монет, – фыркнула госпожа Гортензия. – И конь ваш.
– Двадцать? За коня, который никогда не ходил под седлом?
– Что значит не ходил под седлом? Вы не знаете!
– Видно с первого взгляда. Тому, кто в лошадях разбирается.
– Что ты сама в лошадях понимаешь, нахалка!
– Явно больше вашего, – отрезала бледная.
– Никакого коня вы не получите! И точка!
Схватив метлу, госпожа Гортензия ринулась в трактир. Как отвратительно вышло, слов нет. Причем тут конь? Он бы все мог получить. И «Радужную бочку», и конюшню со всем содержимым, и множество других ценных вещей. А он коня зачем то начал торговать.
Госпожа Гортензия плюхнула метлу у входа и шмякнулась на ближайшую скамейку. Разбитое сердце и опрокинутые надежды изливались из ее глаз потоками соленых ручьев.
Уф, чуть не попался. Расслабился, бдительность потерял и чуть метлой по голове не схлопотал. Он прильнул к дверям конюшни и прислушался. Со двора доносились сердитые голоса, но, насколько он мог судить, к нему эта злость не относилась, а потому можно было временно успокоиться.