Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Мне хорошо знаком обычай
Кричать на всех углах о том,
Что есть в небытии величье
И думать надо лишь о нем;

Обычай прославлять сраженья,

Блеск и сверкание клинков,
Войну, героев, разрушенья,
Мглы опустившийся покров;

И восхищаться колесницей,

Где колесо одно — Помпей,
Другое — Цезарь, что стремится
Навстречу участи своей.

О, эти битвы при Фарсале

И все Нероны всех веков,
Нероны, чьи войска взметали
Прах мертвецов до облаков!

Их прославляют неизменно,

О их величии трубя,
Хоть все они — морская пена,
Что океаном мнит себя.

В них продолжают верить слепо,

Как верят в блеск и гром фанфар,
И в камни пирамид, и в склепы,
И в разгоревшийся пожар.

Но мне, о мирные аллеи,

Но мне, о ветра тихий вздох,
Бог певчих птиц куда милее,
Чем грозных полководцев бог!

Мой ангел, мне под этой сенью,

Где нас хранит любовь с тобой,
Не бог грозы и исступленья,
Влекущий батальоны в бой,

Не бог грохочущих орудий

И пуль, разящих наугад,
Не бог пожаров и безлюдья,
А добрый бог милей в сто крат.

Он нам любить повелевает

И в любящее сердце сам
Поэмы первый стих влагает,
Даря последний небесам.

Его птенцов заботят крылья,

Когда взлететь приходит срок,
И есть ли зёрна в изобилье
У перепелок и сорок.

Он для поющего Орфея

Мирок, что полон скрытых сил,
Мирок, в котором правят феи,
В апрельских почках сохранил.

Он все предусмотрел заране,

Чтобы весной до самых звезд
Едва заметное сиянье
Лилось из всех поющих гнезд.

Взгляни: хоть блещет наша слава

Во всем, что создавали мы,
И пантеоны величаво
Из вековой выходят тьмы;

Хоть есть у нас мечи и храмы

И свой Хеопс и Вавилон
И есть дворцы, мечты и драмы
И склепов беспробудный сон, —

Так мало б в жизни мы имели,

Так был бы наш удел суров,
Когда б господь и в самом деле
Любви лишил нас и цветов!

Шелль, сентябрь 18…

* * *

«Он так ей говорил: Когда бы мы смогли…» Перевод М. Кудинова

Он так ей говорил: «Когда бы мы смогли,
Вдыхая запахи разбуженной земли
И словно опьянев от тихого экстаза,
Все связи с городом порвать, уехать сразу,
Покинув грустный обезумевший Париж,
Тогда, неважно где, искать покой и тишь
Отправились бы мы вдали от царства злобы,
Искать тот уголок, где обрели б мы оба
Лужайку и цветы, и скромный дом, и лес,
И одиночество, и синеву небес,
И песню птицы под окном, и тени сада,
И что еще тогда, скажи, нам было б надо?»

Июль 18…

НАДПИСЬ НА ЭКЗЕМПЛЯРЕ «БОЖЕСТВЕННОЙ КОМЕДИИ» Перевод Бенедикта Лившица