Девять

«Вы подумайте, тут у нас черепно-мозговая, так можно чепчик вот такой… полное бальзамирование от семи тысяч… не волнуйтесь — шва видно не будет… здесь вот на лице гематома — уберем и затампонируем косметикой»…

…он привык и не отвлекался от главного.

Выбирать было трудно. Всё, чем он располагал, было собранием легенд, страшных историй, вымысла, обрывками фильмов. «Стена плача» в квартире обрастала вырезками, бумажками, на которые он выписывал в библиотеке интересующие его сведения. Тут были обрывки материалов этнографических экспедиций по деревням Вологодской и Костромской губерний конца 19 века с собранием рассказов крестьян об упырях. Что-то, касающееся валашского воеводы Тепеша или Цепеша. Газетные вырезки из статей об энергетическом вампиризме. Обрывки отчетов криминалистических экспертиз, тайком переписанные в кабинетике патологоанатома. Изображение внутренних органов человека на странице, вырванной из анатомического атласа и еще много чего…

Романы Энн Райс, Челси Ярбро, Тома Холланда в мятых переплетах, исчерченные его пометками, стопами пылились в углу, рядом с горкой видеокассет. Он посмотрел много фильмов: от незатейливых «вампирских» поделок, до документальных лент «Нэйшнл Джиографик» о летучих мышах. Заинтересовал его только «Тень вампира» с Уиллемом Дефо в главной роли, повествующий о съемках фильма Мурнау, «Носферату». Немецкий режиссер не сумел договориться с наследниками Стокера о цене на право экранизировать «Дракулу» и изменил имя главного героя и место действия. Его графа Орлока играл никому неизвестный ни тогда, ни сейчас словацкий актер, Макс Шрэк. Этот немой фильм он тоже посмотрел. В голове что-то сдвинулось.

Он считал, что ищет кого-то вроде Орлока, не нуждающегося на самом деле в гробнице с родной землей, не умеющего превращаться в кого бы то ни было: туман, летучую мышь, волка. Упырь — не пресыщенное превосходством, утонченное существо вроде Лестата. Он не похож на постмодернистского противника Блейда, отягощенного манией мирового господства и идеями всеобщего геноцида человечества путем превращения, — частью в вампирское сообщество, а частью, — в еду. Тот, за кем он охотился — вполне материальное, осязаемое существо, что, возможно, просто живет в обычной квартире. Человек немного странный на вид, даже страшный, но его сверхъестественная природа только и заключается в безудержной жажде крови и в том, что жертвы его не находят успокоения после смерти…

Да, он верил в это. Он поверил в Бога, хотя пришел к этой вере, что называется, от противного, от веры в проклятие души. Он приходил в храм, и за святой водой, и чтобы поставить свечки за упокой жены и тех — других. Он просил прощения для них, для себя. Он шевелил губами, беззвучно произнося слова поминальной молитвы, как умел, словами какие подобрал, никогда не обращаясь за этим к батюшке — сытенькому, толстощекому священнику с окладистой бородкой, разъезжающему на «тойоте» последней модели. Он выходил после на паперть, огромный, с непокрытой головой, в распахнутом черном пальто, которое носил большую часть года, свитере с колючим высоким воротом, черных джинсах, заправленных в туго зашнурованные «берцы», что, казалось, приросли к ногам, и юродивые никогда не просили подать им, замирая и умолкая, словно признавая своего. Изредка он замечал, как они крестили его черную спину.

Жирные карандашные линии соединили флажки на карте, образовав треугольник, в вершинах которого он надписал даты. Часами рассматривал карту, размышляя о существе, на которое охотился, и его убежище. Неужели — могила? Он отметил на карте расположение трех городских кладбищ. От ближайшего до первого места нападения (жертва — бомж) было около шестнадцати километров по прямой, через густо заселенные районы частного сектора «Северный» и квартал новостроек. Труп нашли в «нахаловке», в заброшенном доме с провалившейся крышей, на другом берегу Ломжинки — мелководной речушки, пересекающей город с востока на запад. На его жену напали поздно вечером у торгового центра на крытой автостоянке, затащив в маленький закуток за металлической дверью — помещение, где обслуживались узлы технологических коммуникаций. Это произошло почти в центре города. Третья жертва (мужчина средних лет и достатка, женат, один ребёнок в семье) была найдена в соседнем районе, в обыкновенном дворе, густо заросшем кустарником и деревьями (восемь километров до «петряевского» кладбища, до остальных — много больше). Внутри треугольника лежали кварталы делового центра, вытесняющего жителей из квартир на первых этажах, а то и вторых. Здесь же располагались здания двух городских театров, здания администрации, центральная площадь с чудом сохранившимся памятником Ленину, на который периодически покушались разного рода пикетчики.