Читаем Девять хат окнами на Глазомойку полностью

У колодца все остановились, чтобы полюбоваться цветастыми своими хатами. До чего же ярко смотрелись рубленые стены в красноватых закатных лучах! Голубые, розовые и фиолетовые граммофончики изукрасили простенки, и до того покрытые глянцевидной зеленью. Цветы засматривали в окна и отражались в стекле. Дачный поселок, где жить да радоваться!

Борис Силантьевич выглядел именинником. Зина не спускала с него глаз. Уходить не хотелось. Но возле дворов уже топтались коровы и нетерпеливо, тихонько мукали, подзывая хозяек.

Через три дня вся трава на лугу лежала в долгих валках. Косилку и комбайны перетащили и поставили на площадку, чтобы осмотреть, подтянуть узлы, смазать. Митя потолковал с женщинами. Решили оставить на подборщике и на складе шефов, самим не под силу кидать пудовые тюки, тем более что требовалось еще ворошить валки, подсушивать, пока солнце. Силантий жаловался на поясницу, торопил. Не к добру эта ломота, ох не к добру! Быть перемене.

Инженер Лапин сказал, что подборщик пробудет здесь пять дней. На шестой его отправят в Кудрино, где третье звено только-только начало косить.

16

Аркадий Сергеевич приехал из области поздно вечером, а в половине восьмого утра уже сидел в райкоме. Вызвал машину, а пока просматривал бумаги, письма и вел разговор со своим помощником, слушал районные новости. И думал, как повстречается с наказанными посредниками.

О беседах в области не обмолвился ни словом. Что было, то было. Достаточно, что у самого предположений и загадок на будущее — через край. Но пока что еще надо настроиться на текущие дела и вмешаться в те из них, где дело застопорилось. Как это бывает всегда.

Районная сводка по сенокосу оставалась далеко не утешительной. Лишь три хозяйства из двадцати четырех оторвались от остальных. Среди первых трех стоял и Кудринский колхоз, там уже заготовили более трех четвертей плана по травяной муке, заложили около половины силоса и сенажа. И совсем немного сена. Видно, только начали. Из «Заготзерна» докладывали, что дорога к элеватору так и осталась без ремонта. Работали для вида четыре мастера и грейдер. Навесы в хозяйствах тоже не строили, только примеривались. Нелегко раскачать посредников, найти общий язык!

Не без горечи понял он, что районные «конторы», конечно с согласия своих ведомств, оставили без внимания распоряжения райкома. Такова реальность. А Глебов еще обязан улыбаться им при встрече… Ну, это как сказать! Дело прежде всего.

Рывком распахнулась дверь, вошел Румянцев. Квадратное лицо его было недовольным, дышал шумно, как астматик. Он без слов пожал руку и сел.

— Что хмурый, будто день осенний? — Глебов отстранил бумаги.

— А чему, собственно, радоваться? Все еще прицеливаемся, а не стреляем. Я за эти дни более пятисот километров по району отмахал, голос сорвал. А что выжал? Как ползли, так и ползем. Вообще какая-то необъяснимая апатия. Не расшевелишь!

И пододвинул к себе сводку. Но смотреть не стал, сказал:

— Тут еще одна неприятность. В Кудрине умудрились скосить рожь на корма. Подножка плану по зерну. Мало того. В разгар сеноуборки все лужковское звено ходило по грибы. Как в насмешку! Пришлось отреагировать. Дьяконову выговор, Савину строгий. С указанием на несоответствие должности. Распоясались! Оставлять это происшествие без внимания я не мог.

— А по кормам они впереди. Или ошибка в сводке?

— Все точно.

— Тогда за что же взыскания? Судим-то по результатам.

— Как это — за что? За нарушение наших предписаний. Вместо мобилизации — с песней за грибами. Для них вроде никаких авторитетов не существует. Они, видишь ли, сами… Как другие нас поймут? Если отмолчимся, авторитет района покатится вниз.

— А если кудринцы выполнят план по кормам первыми? Как растолковать в обкоме выговор и прочее? Ведь пожалуются.

— Так и растолкуем: наказание подхлестнуло.

— Ну, у тебя, Иван Иванович, и логика! — Глебов невесело засмеялся. — Нет, дорогой, ты про эти выговора потихоньку забудь. А с рожью… Напомним кудринцам, что им так и так придется выполнить дополнительное задание по зерну. При-дет-ся! Пусть подумают.

Румянцев промолчал. Все в нем кипело.

— А что не стреляем, это верно. К уборке зерна плохо готовимся. Соберем вечером бюро. Вот где выговора посыплются, это уж точно. Я поеду сейчас в межколхозстрой, посмотрю, как строят навесы для зерна. И к Семеновскому, а вместе с ним на дорогу. Ты проверь мелиораторов, много ли полей от воды освободили, как с гатями на переездах для комбайнов. Ну и «Сельхозтехнику» тряхни с ремонтом. Я уже звонил им. Оказывается, Верховой сидит в Кудрине. Ты послал?

— Уполномоченным для контроля.

— Нашел кого… Сошлись друзья-приятели. Им всегда есть о чем поговорить. За столом, разумеется. Тоже стрельнул, называется. Уж если посылать уполномоченного, так не дружка закадычного. Иль не знал?

Помолчали. Румянцев наконец спросил:

— Что там, в области? Ценные указания получал?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза