Девять рассказов

Седовласый мужчина еще держал трубку возле уха секунду-другую, а затем положил на телефон.

– Что он сказал? – тут же спросила его девушка.

Он взял из пепельницы свою сигарету, точнее, выудил из множества больших и маленьких окурков. И сказал, затянувшись:

– Он хотел прийти сюда на стаканчик.

– Боже! А ты что сказал? – сказала девушка.

– Ты меня слышала, – сказал седовласый мужчина и взглянул на нее. – Ты ведь слышала меня. Разве нет?

Он забычковал сигарету.

– Ты был бесподобен. Совершенно сногсшибателен, – сказала девушка, глядя на него. – Боже, я себя чувствую шлюхой!

– Что ж, – сказал седовласый мужчина, – ситуация скверная. Не знаю уж, каким я был сногсшибательным.

– Был. Ты был бесподобен, – сказала девушка. – А я расклеилась. Совершенно расклеилась. Посмотри на меня!

Седовласый мужчина посмотрел на нее.

– Ну, ситуация, вообще-то, невозможная, – сказал он. – То есть, все это настолько фантастично, что даже не…

– Дорогой… Извини меня, – сказала девушка быстро и подалась вперед. – Кажется, ты горишь, – она быстро и коротко провела изнанкой пальцев у него по тыльной стороне руки. – Нет. Это просто пепел, – она отстранилась. – Нет, ты был сногсшибателен, – сказала она. – Боже, а я себя чувствую такой шлюхой!

– Что ж, это очень, очень скверная ситуация. Этот парень, очевидно, переживает полнейший…

Вдруг зазвонил телефон.

Седовласый мужчина сказал:

– Господи! – и взял трубку, не дожидаясь второго звонка. – Алло?

– Ли? Вы спали?

– Нет-нет.

– Слушайте, я просто подумал, вам будет интересно. Джоанна только что ввалилась.

– Что? – сказал седовласый мужчина и прикрыл глаза левой рукой, хотя свет был у него за спиной.

– Ага. Только что ввалилась. Секунд десять прошло, как я с вами поговорил. Я просто подумал, звякну вам, пока она в сортире. Слушайте, Ли, миллион благодарностей. Я серьезно – вы понимаете, о чем я. Вы ведь не спали, а?

– Нет-нет. Я просто… Нет-нет, – сказал седовласый мужчина, прикрывая глаза рукой, и откашлялся.

– Ага. В чем там дело: видимо, Леона перепила и разревелась, и Боб захотел, чтобы Джоанна поехала с ними, догнаться где-нибудь и исправить ситуацию. Я не знаю. Вы же знаете. Затянуло так. В общем, она уже дома. Такая катавасия. Ей-богу, я думаю, это все чертов Нью-Йорк. Думаю, мы чего, возможно, сделаем, если все наладится, мы найдем себе местечко, может, в Коннектикуте. Не вдали, не обязательно у черта на рогах, но достаточно далеко, чтобы зажить нормальной жизнью. То есть, она без ума от всяких планов и всего такого. Она наверно рехнется от радости, если у нее будет, к чертям, свой сад и все такое. То есть, понимаете? То есть, кроме вас, кого мы знаем в Нью-Йорке, кроме кучки невротиков? Это подорвало бы рано или поздно даже нормального человека. Понимаете, о чем я?

Седовласый мужчина ничего не ответил. Его глаза под рукой были закрыты.

– В общем, я поговорю с ней об этом сегодня. Или, может, завтра. Она еще слегка подшофе. То есть, она ведь, по большому счету, классная малышка и, если у нас будет возможность малость выправить ситуацию, будет чертовски глупо хотя бы не попытаться. А между делом я попробую выправить эту дребедень с клопами. Я тут подумал. Просто прикинул, Ли. Как думаете, если мы сходим и поговорим с младшим лично, я бы мог…

– Артур, если вы не против, я был бы признателен…

– То есть, не хочу, чтобы вы подумали, что я позвонил вам только за этим и все такое, потому что переживаю о своей чертовой работе и все такое. Вовсе нет. То есть, по большому счету, мне начхать, бога в душу. Я просто подумал, если мне удастся выправить ситуацию с младшим, не разбиваясь в лепешку, будет чертовски глупо…

– Послушайте, Артур, – перебил его седовласый мужчина, убирая руку от лица, – у меня вдруг зверски разболелась голова. Не знаю, откуда эта клятая напасть. Вы не против, если мы закруглимся? Я поговорю с вами утром, хорошо?

Он подождал еще секунду и положил трубку.

Девушка снова заговорила с ним, но он ей не ответил. Он взял из пепельницы дымящуюся сигарету – девушкину – и хотел поднести ко рту, но выронил. Девушка дернулась за сигаретой, пока она ничего не прожгла, но мужчина сказал ей сидеть смирно, бога в душу, и она отдернула руку.

Голубой период де Домье-Смита

Если в этом есть хоть какой-то смысл – впрочем, ничего подобного не наблюдается, – я бы мог, пожалуй, посвятить эту историю, хороша она или плоха, в особенности, если местами она слегка фривольна, памяти моего покойного фривольного отчима, Роберта Агаджаняна младшего. Бобби – так все, даже я, его звали – умер в 1947 году от тро, несомненно, не без сожалений, однако без угрызений. Человеком он был авантюрным, чрезвычайно притягательным и щедрым. (После того, как я столько лет мелочно отказывал ему в этих плутовских эпитетах, я считаю, что употребить их здесь – вопрос жизни и смерти.)