– Хорошо, Артур, – сказал резко седовласый мужчина. – Так мы ни к чему не придем. Совершенно ни к чему, – он взял у девушки зажженную сигарету. Она закурила две. – Просто к слову, – сказал он, выдыхая дым через ноздри, – как у вас дела сегодня?
– Что?
– Как у вас дела сегодня? – повторил седовласый мужчина. – Как ваша защита?
– О, господи! Я не знаю. Паршиво. Минуты за две перед тем, как я собрался начать заключительную речь, адвокат истицы, Лиссберг, вбегает с этой полоумной горничной с кучей простыней в виде доказательства – на них повсюду пятна от клопов. Господи!
– И что случилось? Вы проиграли? – спросил седовласый мужчина, снова затягиваясь сигаретой.
– Знаете, кто был на скамье? Мамкин Витторио. За что он меня невзлюбил, понять не могу. Я только рот открою – он на меня набрасывается. С таким типом не договоришься. Это невозможно.
Седовласый мужчина повернул голову, посмотреть, как там девушка. Она взяла пепельницу и поставила между ними.
– Так вы проиграли или что? – сказал он в трубку.
– Что?
– Я сказал: вы проиграли?
– Ага. Я собирался сказать вам об этом. Не получилось на вечеринке, со всем этим гомоном. Думаете, младший взбеленится? Мне-то вообще-то по барабану, но как вы думаете? Взбеленится?
Левой рукой седовласый мужчина стряхнул пепел с сигареты на край пепельницы.
– Я не думаю, что он прямо
– Я знаю, знаю. Младший рассказывал мне об этом раз пятьдесят. Одна из самых прекрасных историй, что я слышал в жизни. Ладно, значит я проиграл это чертово дело. Во-первых, я в этом не виноват. Прежде всего, этот чокнутый Витторио весь процесс ставил мне ножку. Затем эта кретинская горничная начинает раздавать простыни, загаженные клопами…
– Никто не говорит, что вы виноваты, Артур, – сказал седовласый мужчина. – Вы спросили меня, как я думаю, не взбеленится ли младший. Я просто дал вам честный…
– Я знаю… Я это знаю…. Я не знаю. Какого черта. В любом случае я могу вернуться в армию. Говорил вам об этом?
Седовласый мужчина снова повернул голову к девушке, возможно, чтобы она увидела, какое у него долготерпеливое, даже стоическое выражение лица. Но девушка этого не увидела. Она как раз перевернула пепельницу коленкой и поспешно сметала пальцами просыпанный пепел в маленькую кучку; она вскинула на него глаза слишком поздно.
– Нет, Артур, не говорили, – сказал он в трубку.
– Ну, да. Я могу. Не знаю еще. Я, разумеется, не без ума от этой идеи, и я не пойду, если хоть как-то сумею этого избежать. Но, возможно, мне придется. Я не знаю. Это хотя бы забвение. Если мне вернут мой маленький шлем и большой жирный стол, и славную большую москитную сетку, будет, пожалуй, не…
– Мне хочется вбить тебе в голову здравого смысла, парень, вот, чего
– Надо было бросить ее. Вы это знаете? Мне надо было покончить с этим прошлым летом, когда я действительно был настроен – вы это знаете? Знаете, почему я ее не бросил? Хотите узнать, почему не бросил?
– Артур. Бога ради. Так мы совершенно ни к чему не придем.
– Погодите секунду. Дайте, скажу, почему! Хотите узнать, почему не бросил? Я вам в точности скажу, почему. Потому что жалко ее стало. Вот вам и вся правда. Жалко стало.
– Что ж, я не знаю. В смысле, это вне моей юрисдикции, – сказал седовласый мужчина. – Хотя мне кажется, вы кое-что забываете: Джоанна – взрослая женщина. Я не знаю, но мне кажется…
– Взрослая женщина! Вы спятили? Она взрослый
– Что ж, вам это известно лучше… В смысле, это вне моей юрисдикции, – сказал седовласый мужчина. – Суть в том, черт побери, что вы не делаете совершенно ничего конструктивного, чтобы…