С Титом Силантьевичем все это сочеталось, но не более чем в том самом внешнем, представительском проявлении. Господа становые приставы, хоть и с опаской ждали его визитов с обозрением уезда дважды в год, да знали за ним такую особенность: накричав на провинившегося служаку, Тит Силантьевич становился багров, что давало лишний повод для шуток в отношении его фамилии. Но все же знают – люди легко краснеющие, так же легко и отходчивы. Простит! Пожурит и простит.
Нынче его ждали в N-ском отделении. Зная вкусы начальства, местные служаки подготовились – заранее сгоняли в трактир за расстегайчиками, из дома их жены прислали соленых огурчиков да моченых яблочек. Все было готово, самовар уж расфуфырился, поспел к самому приезду, но начальство вдруг велело обождать. Сначала – неприятное дело. Предстояло учесть все паспорта и виды на жительство лиц, скончавшихся на подопечной ему территории за время, прошедшее с прошлой поверки. Не за едой же! Да еще к тому же померещился начальству девичий плач. Не бабский, а именно, что девичий! Уж будучи отцом двух барышень на выданье, он того с другим не перепутал бы. Ах, как не вовремя эта поездка. Сейчас бы дома сидеть, совсем о другом думать. Да, ладно.
Тит Силантьевич отрастил себе бороду, как у нынешнего императора, а замашками во всем превосходил скромного государя – любил широкие жесты, степенство, открывающиеся перед ним двери, накрытые столы. Но не подобострастие! Сейчас он в сопровождении немногочисленной свиты следовал в кабинет тутошнего начальника, который предоставлен был ему на время проверки отделения.
– Ну! Показывай, что тут у тебя накопилось? – смотритель уезда опустился в кресло, которое показалось ему маловатым по размеру, примерился, шевеля внушительным седалищем, прислушался, не скрипит ли.
Становой пристав кивнул сотскому, и тот вытащил из шкафа стопку бумаг, аккуратно водрузив ее перед начальством.
– Ух, ты, ух, ты, ягоды и фрухты! – воскликнуло начальство. – Этак мы тут до ужина просидим. Что так много-то?
– Так, Вы же знаете, господин уездный исправник – тут и с соседней волости документики, Вы же сами пожелали туда крюк не делать. Подвезли-с. Да еще пришлых много в этом годе у нас почили. Так что их тоже Вам придется учитывать.
– Ох, грехи наши тяжкие, – вздохнул уездный исправник, стал перебирать бумажки и снова прислушался. – Да что это там, действительно кто-то хнычет у тебя что ли?
– Да… – замялся становой и ладошкой показал сотскому выйти и разобраться. – Да это так. Пустяки.
Широкая улыбка подчиненного чем-то не понравилась Титу Силантьевичу.
– А ну, не крути! – велел он. – Что там у вас? Еще не хватало мне, чтобы потом слух пошел, что тут пытали кого-то, да именно, что при моем визите? Отвечать!
Он хлопнул ладонью по столу, стопка бумаг рассыпалась. Сунулся было сотский с отчетом, становой шикнул на него – уж лучше объясняться с начальством без свидетелей.
– Да девица тут одна, – мялся он, собирая с пола листы.
– Что за девица? Обалдел ты, что ли! Ты еще – задержанных в управлении разведи. Совсем тут распустились! Почему не в остроге? Что здесь делает какая-то девица? – уездный исправник стал багроветь.
– Да куда ее в острог, – как-то непонятно повел плечами становой. – Жалко.
– Тьфу ты! Работнички. Гулящую девку тебе жалко? Совсем уж!
– Да не гулящая она, – становой пристав и сам был уже не рад, что связался с приведенной утром странницей. – Говорит, на богомолье. Врет.
– Почему врет? – Тит Силантьевич ехал сюда долго, чай пил спозаранку, сейчас у него уже сосало под ложечкой. – Да не тяни ты! Доложи по форме!
– Докладываю! – становой вытянулся во фрунт. – Задержали девицу. Документов при ней нет. Видом из благородных. Про родных молчит. Плачет.
– Тьфу! – снова выругался в сердцах начальник, понимая, что трапеза откладывается. – Ну, давай ее сюда, что ли. Уж как-нибудь разберу ваши сложности.
Привели Таню. Даже в своем измотанном и помятом виде, она была статна и хороша. Тит Силантьевич оценивающе протянул:
– Ух-ты-у-уууу-ух-ты! Какие тут ягоды и фрухты! Это ж…
Более он ничего не успел изречь, потому что задержанная девица прямо перед ним пала в обморок.
***
Таня очнулась и поняла, что полусидит, полулежит в большом кожаном кресле, за массивным дубовым столом, а вокруг нее мечутся трое солидных мужчин – один вообще важный-важный, только растерявший сейчас всю свою грозность, другой тот, что привел ее и еще один, наверно, его начальник. Они махали на нее платками, брызгали в лицо, предлагали воды в стакане и всячески волновались. Она посмотрела на самого важного и все вспомнила.
– Я есть хочу, – без стеснения заявила она и смотрела теперь на исправника в упор, так, что тот даже смешался.
– Ну, давайте, – махнул он подчиненным, смущенный странным взглядом девицы. – Несите, чего там у вас? Знаю же, что готово все!
– Вы только присядьте, присядьте, Тит Силантьевич! – волновался местный начальник. – А то Вы сами того и гляди в беспамятство обратитесь. Вон, на стульчик. А то, что ж я потом Карелии Марковне о Вас докладывать стану? И девочкам?