Девятая квартира в антресолях - 2

– Ступайте, ступайте, – успокоило их начальство и присело напротив стола на стул для посетителей. – Ладно все со мной, хорошо.

Таня молчала, пока несли самовар и еду. Потом накинулась на пироги. Потом взяла моченое яблоко и уже с ним в руках, блаженно вздохнула.

– Ох, неладно! – она закатывала глаза от удовольствия. – Ох, не все ладно у Вас, Тит Силантьевич.

– Что это Вы, девица? Мы разве знакомы? Что за фамильярность? – Тит Силантьевич даже обиделся, совсем по-детски. – Я к Вам со всей душой, со всем пониманием. Угощеньями вот делюсь, а Вы? Перед Вами исправник уезда, между прочим. А Вы так, по-простецки!

– А мне, чем выше Ваш чин, тем сподручнее! – Таня выбирала второе яблоко. – А Карелия Марковна, по всей вероятности, Вам супругой доводится?

– Так, так, – полицейский начальник вглядывался в смелую барышню даже с каким-то любопытством. – И к чему это Вы ведете, девица? Вроде как у Вас в руках повод, а на мне сбруя? Чем таким Вы меня в узду взяли? Самому интересно!

– А вот и взяла. – Таня теперь, наевшись, боялась уснуть, так ее сразу разморило. – А интересно будет, когда я Карелии Марковне поведаю о Ваших похождениях в серебряной маске. Про гроб хрустальный. Да про забавы разные. Так-то! Или, может, Вашим подчиненным все рассказать? Прямо сейчас, никуда не трогаясь?

Тит Силантьевич молчал долго, разглядывал Таню.

– Ну, напугала! Ох. Сдаюсь! – шутливо скрестил он на груди руки. – А я ведь и не признал Вас сразу, барышня. Барон говорил, что Вы дворянского сословия. Так ли? Исхудали. Побледнели. Что так?

– Да жизнь такая.

– И чего же Вы в моем страхе из-под меня требовать желаете? – совершенно спокойно продолжал полицмейстер.

Вошел сотский, спросил, не надо ли чего. Таня испугалась, что сейчас разговор прервут, и она так и не успеет сказать, что хотела. Но полицмейстер отпустил младшего по чину, попросил не беспокоить, сам позовет.

– Вы отпустите меня! Иначе…, – Таня запнулась.

– Иначе? Ну, продолжайте, девица. Или не девица уже?

Полицмейстер имел в виду совершенно другое, но попал в точку. Таня испугалась, что он знает про мужа.

– Что? Что? – встрепенулся Тит Силантьевич, видя, что его подопечная норовит снова хлопнуться в обморок. – Да ты ешь, ешь, глупая! Сколь дней не кушала-то?

– Не помню, – прошептала Таня. – Но я больше не могу сразу. Меня уже мутит.

– Ну, тогда с собой дам, не бойся ты меня, не зверь я! – Тит Силантьевич встал и пересел к столу, к Тане поближе.

– Значит, отпустите?

– А вот это мы с тобой сейчас вместе и решим, дочка. Дочка у меня старшая, такая, как ты почти. Пей чаек.

– Я обещаю, что никому не скажу, если Вы…

– Да забудь ты свои угрозы. Не идет к тебе. А этим, – он кивнул на дверь, – даже не заикайся! Запрут как помешанную. Меня-то в управлении уж не один годик знают. Ни в жизнь не поверят. Ты думаешь, я тогда потащился на ту Выставку из большого желания? А на то сборище попал из болезненных склонностей? Дури-ии-ища! Я все, что в моем уезде делается знать должен. Если наших дураков поманили чем, то и я должен то прознать, за ними проследить, да на место их всех вернуть в целости и сохранности, даром что богатеи. Ума-то не у всех… Ты с бароном-то тем не дружишь больше, как погляжу?

– Он уж больше года, как умер, – Таня боялась сболтнуть лишнее.

– Вон оно как. Жалеешь? Родственник он тебе?

Таня так быстро замотала головой, а в глазах ее отразился такой испуг, что прожженный на уловках и не таких затворников полицейский, тут же понял, где собака зарыта. Через полчаса Таня выложила ему все: про мужа, про его любовь к долгам, картам и деньгам, про его нелюбовь к ней, и про опасность от его окружения.

– Да ну, какую-то ерунду ты говоришь, деточка, – не верил ей бородатый исправник. – Чтобы наш, русский офицер! Да быть того не может. Уж, я-то жизнь прожил! Многих армейских среди друзей имею, а такого паскудства не слыхал.

– Папа всегда говорил, что все от командира зависит. Как тот поставит, так и во всем полку станется, – авторитетно заявила Татьяна.

– А папа у тебя кто был? – уездному исправнику даже в голову не приходило, что такие мытарства могут выпасть на долю молодой женщины, почти девочки, если у нее жив отец.

– Генерал, – кратко ответила Таня.

– Ну, то, конечно, верно, – вздохнул Тит Силантьевич. – Но, может, ты не так поняла что? Может, у страха глаза велики? Может, вернешься?

В ответ он увидел такой твердости решимость, что вздохнул и молча стал перебирать бумажки, которые сдвинули при чаепитии на край стола.

– На преступление с тобой иду, – говорил он, слюнявя палец. – И не смей думать, что ты меня запугала. Пожалел я тебя, глупую. Только куда ж ты пойдешь? Есть у тебя во всем белом свете хоть одна родная душа?

– Есть! – твердо ответила Таня, пока не понимая, куда клонит этот большой и добрый дядька.