Девятая квартира в антресолях - 2

– За меня все решил? – прищурилась вдова и поджала губы. – Ты, голубь, скор слишком, как я погляжу. Я никуда не поеду, как бы вы все меня не учили. Я тут остаюсь. Отмаливать стану. Или в женский переберусь. А благословение будет – и постригусь.

– Бог в помощь, – покорно согласился Андрей Григорьевич, не желая указывать несчастной женщине на то, что она другим приписывает свои собственные пороки. – А я вот – собрался. Как оказия в город будет, так сразу еду. Потому и зашел, что не знаю точного срока. Вдруг не свидимся?

– И тебя допустил что ли? – удивленно подняла брови вдова.

– Нет, – ответил Андрей Григорьевич и расплылся в непроизвольной улыбке. – Я так.

– Ах, та-ааа-аак? – протянула насмешливо вдова, улыбнуться не сумела, но ухмыльнулась. – Ну, не поминай лихом, голубь.

Полетаев отправился в кузню, узнать, не будет ли обоза хоть до соседнего городка. В ближайшие дни не предполагалось. Батюшка тоже ничего не обещал в этом плане. Андрей Григорьевич совсем уж было собрался в обратный путь пешком, благо вещей у него с собой было – кот наплакал. Он не боялся, что этакое состояние его пройдет и надо спешить, нет. Он твердо чувствовал, что улеглось все не наспех, а надолго, основательно. Что все понятно ему теперь – как быть. А что делать, так то по мере возникновения обстоятельств само ясно будет, главное их принять. А принять его душа была готова сейчас многое. Все, что Бог пошлет. И вот от того, что было все так понятно и ясно, и хотелось поскорей вернуться, чтобы начать исправлять упущенное. Жить! На обратном пути встретил он Рафаэля Николаевича и, улыбаясь тому навстречу, приветствовал его.

– Ты, брат, известный посланник добрых сил. Вот ты меня сейчас и обнадежишь! – радостно вещал Полетаев, уверенный в своем везении.

– А ты, брат, гляжу, сияешь, как новый полтинник, – Демьянов в ответ тоже расплылся в улыбке. – Надо бы нам поговорить, вижу, переменилось у тебя многое! Ты прости, что оставил тебя, да тут такие дела закрутились. Мне заданий таких надавали наши пастыри, что, аж, голова кругом! Завтра надо в Нижний ехать. Ты чего хохочешь? Вон, монахи уже на нас оборачиваются.

– Прости, прости, – утирал слезу Полетаев, давясь смехом. – Мне сейчас так отрадно на душе, что даже фортит. Я тут все, что в карманах оставалось, в порыве пожертвовал, а надо было себе хоть на дорогу оставить. Так хожу теперь ищу попутчиков. Тут – ты навстречу!

– Ах, ты ж! – засветился радостью и Демьянов. – Созрел? Решился? Ну, так, брат, едем! Завтра поутру и едем. В дороге еще поболтаем. Рад за тебя.

– Что за дела в Нижнем, может, чем помочь могу? – поинтересовался Андрей Григорьевич. – У меня там знакомых пруд пруди. И по делам, и по жизни.

– Да, у меня тоже немало, – скромно потупился Демьянов. – Благодарю, может, когда и припомню. Сейчас вот везу нашего ветеринара, ему отцы что-то о просвещении в его уезде наказывали, так вот хочу его с одной дамой от образования познакомить.

– Вот, в этой области, как раз мало кого знаю, – развел руками Полетаев. – Ну, так берете меня, место будет?

– Если что – потеснимся! – подмигнул Демьянов, и они хлопнули по рукам.

***

Лев Александрович полюбил гулять. Он побывал у Антона на фабрике, посетил с визитами и его семейство, и его батюшку, встретился еще с парочкой приятелей из художественной среды. Переделка под детскую была завершена, никаких дел в Москве у него больше не было, а появилась возможность быть некоторое время одному, неспешно бродить по московским улочкам и переулкам, разглядывать дома и особняки, прогуливаться по бульварам. Образ его жизни в Нижнем был подчинен интересам многочисленных видов деятельности и почти не оставлял на такое времяпрепровождение времени. Тогдашняя прогулка с Лизой была редким исключением в его сугубо деловых перемещениях.

Лиза. Мысли все время возвращались к ней, и он представлял себе эту девочку – то в домашнем капоте, всю пронизанную солнечным светом, то в гимнастическом платье, собранную и строгую пред экзаменом, то сжавшую губы в упрямом ожидании, какой увидел он ее из окна конторы, когда пришла она извиняться перед ним. Прогулки располагали к раздумьям и мечтам. Степенность и спокойствие этого города снова и снова возвращали его к мыслям о собственном жилище. Возможно здесь. Рядом с Саввой. И, возможно, вместе с ней. С Лизой. В воображении это становилось допустимым, там можно было легко удалить всех ее молодых спутников, а ее поместить рядом с собой. Смотря теперь на какое-нибудь здание или аллею, Лев Александрович спрашивал себя мысленно – понравилось бы ей это? Как бы она вошла в эту дверь, как бы он подал ей руку, помогая перейти эту мостовую. Что он чувствовал бы, иди она рядом?