Девятая Парковая Авеню (СИ)

На улице почти нет народу: комендантский час в деле, все спят. Простые солдаты несут караул группой вчетвером или впятером, и они только что скрылись за углом. Вернутся прочесать это же место не раньше чем через час. А у входа в здание стоят и громко разговаривают двое офицеров. Они явно навеселе. Я прислоняюсь к стене буквально в шаге от них и прислушиваюсь, пытаясь вникнуть в суть разговора:

— Нет, ты просто обязан попробовать его утром! Бэз заверил, что он необыкновенная конфетка. Аристократ! Голубая кровь! — он громко икнул.

— Да враньё всё это, Риччи, аристократы сюда не попадают! Небось, ужрался в дымину перед процедурой, а чего не привидится с пьяных глаз…

— Рэй, сходи проспись! Бэзил ради него даже кокаин сегодня у меня не одалживал!

— Чего-чего?

— Того! Бэз говорит, что сопляк действует похлёстче красной дури. Такой сладенький, клубничка в чистом виде. Да ещё и с характерцем. Пряная клубничка, это ж просто сказка. Несмотря на кажущуюся анемичность, вмазал Варману пару раз по яйцам. Но ты же понимаешь, старого быка это только раззадорило ещё пуще. Он в малого так засаживал… любо-дорого было посмотреть. А кровищи-то сколько было! Красота… — Риччи поцокал языком, а в следующее мгновение получил пулю в висок. Его дружок Рэй отстал всего на долю секунды, нужную для того, чтобы ещё раз нажать на спуск.

Я с шумом выдохнул воздух и смахнул выступившие во внутренних уголках глаз слезы. Я оторвусь с бешенством и истерикой по полной программе. Сломаю стулья, разобью себе костяшки, поору и попроклинаю кого-то равнодушного на небесах. Но это будет потом. Главное — не думать сейчас. Ни о чём. Совсем ни о чём.

В казарме мёртвая тишина: затраханные (в прямом смысле намного больше, чем в переносном) дневными трудами желторотики спят сном покойников. Судя по более-менее живым лицам, это недавно отобранный взвод ещё не до конца обкатанных шлюх. Они мало принимали… мало поработали подстилками для своего начальства. Не сломленные и не знающие, что ещё их ждёт впереди, но уже лишённые наивности и радостной мечты о нормальном существовании.

«Как мило. Ты переживаешь за них?»

Я безуспешно включаю коридорное зрение, я не хочу заниматься подсчётом чужих царапин и разрывов.

«Помню как сейчас, как это было с нами. Что ж, удачи им… на славном поприще».

Ехидный миокард, как всегда, в своём репертуаре. Не пробирайся ко мне по разобранному мосту, я слышать не хочу твой гаденький шёпот. Я пересёк общую комнату и толкнул дверь в Ширхеллаз^2 — так я мысленно прозвал пыточную, где Варман и компания его подручных годами пытали меня всеми мыслимыми и немыслимыми в природе способами (вторые преобладали). Сейчас там никого не было. По всей видимости, Бэзил отдыхал после изнурительных «занятий». Включив верхний свет, я понял, что ошибся: здесь кто-то был. И этот кто-то…

Внутри все оборвалось, когда я увидел. Увидел…

«Господь, я проклинаю тебя! За что, ну за что было так мучить его?! Он ведь такой маленький, такой беззащитный… статуэтка из хрусталя. Если пальцы дрогнут и выпустят его хоть на мгновение… всё разлетится к чертям собачьим на миллионы осколков, которые потом не собрать. Кроме того, он же ранен! Его ключица! Мозг, ну и какого хрена ты застыл столбом?!»

Ксавьер, лапочка… Я подхожу к пыточному ложу и пытаюсь сообразить, ты ли это. Беспомощная детка… тебя накрыли простынёй, и я не могу понять, есть ли ты под ней. Неужели ты такой худющий?! Или же… стал таким в конце этого дня?

Плевать. Сдергиваю грубую белую ткань и, подавляя отчаянный вопль, впиваюсь себе в нижнюю губу, до резкой боли, до невротического спазма в желудке… пока не чувствую отчётливый привкус своего мяса. Не кричать… не кричать. Кси, мамочки… даже меня так не разукрашивали в первый же день после «поступления». Чем же ты так досадил Варману? Похоже, простыми ударами по яйцам тут не обошлось. Началось, наверное, с них, но ими не закончилось.

Робко, очень робко касаюсь его кожи. Не вижу ни единого участка, оставшегося белым. Всё в чёрных синяках и багровых кровоподтёках, колотых и резаных ранах… О, вот и знакомые глубокие следы от зубов… красно-коричневые и синюшные, на бёдрах, шее и талии. А я даже не подозревал, что талия у тебя такая тонкая. Почему я это вижу только сейчас, когда хочется упасть на пол и завыть, разрываясь между проклятьями и рыданиями?

Осторожно я переворачиваю Кси на живот. Глаза машинально закрываются. Да, я отлично могу представить, что там, но смотреть не хочу. Не хочу и не буду! Видеть необязательно. Мои руки ощупали каждый сантиметр тела и беспомощно опустились. Да уж, открыть глаза — означает сойти с ума, не сходя с этого места. Но мне достаточно и того, что с пальцев капает его кровь, смешанная с клейкой, загустевшей спермой. Они сами тянутся ко рту. Пробовать не надо, но всё же я делаю это и сжимаю веки еще плотнее. Этот омерзительный вкус и запах я узнаю даже на краю могилы.

«Бэзил, клянусь… боги преисподней устроят тебе роскошный приём. Восхода солнца ты не увидишь».