Девятьсот восемьдесят восьмой

— Легко. Это не моя реальность, а твоя. В моей все в порядке, как и должно быть, просто без меня. Расхлебывайте сами кашу, которую заварили.

Марсель не гордился своим поведением, однако он привык трезво оценивать собственные возможности, а в данном случае у него не было никаких шансов на успех. Но у Лады, похоже, было собственное мнение на этот счет. Вытащив дрожащими руками из складок одежды холщовый мешочек, она протянула его собеседнику:

— Возьми.

— Что это? — Марсель попятился.

— Не бойся. Это сила. Моя, моего учителя и многих наших. Носи мешочек на груди, и никто из нас не сможет справиться с тобой.

— Я же сказал, что не хочу принимать во всем этом участие, — ответил историк, но мешочек все же взял.

— У тебя нет выбора, — отозвалась Лада.

Подняв глаза, Марсель хотел возразить, что это не так, но так и остался стоять с открытым ртом: фигура старухи таяла на глазах. Ее плоть ссыхалась, словно что-то высасывало из нее остатки жизни. Спустя несколько мгновений подул слабый ветерок, и все, что от нее осталось, рассыпалось в пыль. С ужасом глядя на одежду, лежащую перед ним, историк почувствовал уже привычную тяжесть в груди и успел с ненавистью взглянуть на мешочек, который все еще сжимал в руке.

— О боже, опять… — простонал он, оглядываясь.

Он снова находился по грудь в топи, а перед ним сидела Лада, молодая и уверенная в себе.

— Не переживай, я вытащу тебя, но чуть позже. — Девушка ободряюще кивнула ему.

— Ну что ж, посмотрим…

Он помнил то чувство бессилия, которое испытывал во время недавнего разговора со жрицей, и теперь удивился новым ощущениям — болотная жижа словно обрела плотность, во всяком случае, он мог опираться на нее, как если бы стоял на твердой лестнице, ведущей наверх. Легко выбравшись из трясины, он отряхнулся и взглянул на обалдевшую от такого поворота девушку. Та, вскочив на ноги, с ужасом смотрела на него и, судя по всему, не знала, что делать.

— Отличная штука, — пробормотал Марсель, надевая мешочек на шею. — А теперь… Поговорим?

* * *

Ведагор не помнил себя маленьким. Ему было предначертано судьбой посвятить жизнь тайным знаниям, которые были недоступны большей части человечества, и он никогда не сомневался в своем предназначении. Первое воспоминание, которое он хранил в сердце, касалось его появления на свет — земля даровала ему невероятную силу и веру в истинность выбранного пути. Вокруг него возникали и исчезали города, рождались и умирали правители, при этом некоторые из них оставляли заметный след в истории. Ведагор наблюдал за происходящим издалека, при необходимости вмешиваясь в жизнь простых людей, подталкивая их в правильном, с его точки зрения, направлении. И до недавнего времени все шло, как нужно, пока не появился этот Марсель, будь он неладен.

Конечно, мудрый волхв понимал, что рано или поздно может совершить ошибку — непогрешимым мог считаться только Род, куда уж ему до таких высот! Но ему и в голову не приходило, что небольшой просчет может настолько выбить его из привычной колеи. Податливое пространство, с которым он привык обращаться как с древесной смолой, вдруг показало ему свое истинное лицо, словно говоря, что и у него тоже есть душа. Марсель оказался не таким слабым, как он считал вначале. И похоже, своеволие ученого было заразным — его влияние распространялось как чума на все, что Ведагор искренне считал своим, и ничьим больше. Прежде послушная во всем Лада вдруг начала проявлять непривычное свободомыслие, чем неприятно удивила учителя. Это можно было бы списать на ее взросление — он ведь заранее знал, что это должно было когда-нибудь произойти, и даже был готов к этому. Но девушка, хоть и не говорила этого вслух, теперь подвергала каждое его слово сомнению. Он чувствовал изменения, происходящие в ученице, однако ничего не мог с этим поделать. Решив, что время расставит все по местам, он допустил очередную ошибку и обнаружил ее, только когда уже поздно было что-то менять.

Сидя в подземной части капища, волхв, как обычно, предавался медитации, когда вдруг почувствовал, что природа недовольна им. Это было настолько новое ощущение, что он не сразу понял, что происходит. Удивленно открыв глаза, он огляделся и обратился к пространству:

— В чем дело, матушка? Чем я прогневил тебя?