Девятьсот восемьдесят восьмой

– Значит, домой поедешь? – Марсель обратился к мавру, кивнув в сторону двери.

– Поеду, – отозвался Муса, на лице которого все еще было выражение невыразимой радости человека, которому больше не нужно было никому подчиняться. Однако уже в следующий момент он нахмурился и взглянул на ученого, словно вспомнил о чем-то важном.

– Что? – спросил историк.

– Закончить дело, – решительно кивнул мавр. – Владимир.

– Ты больше ничего мне не должен. – Марсель покачал головой. – Я освободил тебя от клятвы, помнишь?

– Да. Но закончить надо. Иначе не смогу вернуться. Нельзя так.

Историк с удивлением взглянул на Мусу, который, судя по всему, твердо решил довести начатое до конца. Конечно, он и не думал отказываться от помощи такого опытного солдата, однако все же решил еще раз уточнить:

– Ты можешь прямо сейчас вместе с Меланьей уехать, и тогда мы больше никогда не встретимся с тобой. В седельных сумках золото, возьми, сколько нужно. Начнешь новую жизнь, разве не этого ты хотел?

– Нет, – заявил мавр, гордо поднимая голову. – Хотел свободу, чтобы самому решать. Теперь свободен. Решил. Поеду с тобой. Потом вернусь за Меланьей. Она будет ждать.

– Это твое право.

– Да, мое.

Повертев в руках маску, в которой больше не было необходимости, историк кивнул Мусе и вышел за дверь, с удовольствием подставив лицо солнцу. Увидев, как Тимоха, который в этот момент проходил мимо, уставился на него, он усмехнулся такой реакции и помахал ему рукой. Тот нерешительно ответил, но тут же, испугавшись чего-то, ускорил шаг. «Неужели я такой страшный?» – мысленно удивился Марсель. Может быть, ему не стоило вот так просто из таинственного иноземца превращаться в обычного человека?

Пожав плечами, историк неторопливо прогулялся по селищу и, сопровождаемый заинтересованными взглядами местных жителей, наконец вернулся в свое временное жилище. Курьян, только увидев его, вдруг расхохотался:

– Ты чего маску снял, изверг?

– Не понял, – остановился на пороге Марсель.

– Зачем, говорю, маску снял?

– Надоела – снял. А в чем дело?

– Да меня Тимоха донимал вопросами: кто ты да почему с этой штукой на лице ходишь. Ну, я и сказал ему, что тебя сам Ний своей печатью отметил. Что, мол, если снимешь ее – беды страшные на землю обрушатся. Не успел тебе рассказать об этом.

– Ну а кум твой, как я погляжу, уже разнес эту байку по всей округе.

– Да уж будь уверен.

– Тьфу ты, дурак, – не выдержал Марсель и рассмеялся. – И что теперь делать будем?

– А ничего, – махнул рукой Курьян. – Пусть боятся, меньше приставать будут.

– А они не решат нас Нию вернуть? Так, на всякий случай.

– Нет, здесь народ миролюбивый.

– То-то я смотрю, у них камни такие мягкие да ласковые, – усмехнулся историк.

В этот момент в дверь постучали, и Марсель, повернувшись, увидел Меланью, которая кивнула Курьяну и молча поманила историка за собой. Удивившись такой таинственности, он вышел на крыльцо и вопросительно взглянул на знахарку. Та замялась на несколько секунд, а потом выдала:

– Ты это хорошо сделал, низкий тебе поклон. Муса мне все рассказал.

– Нужно было сделать это давно.

– Тогда мы бы с ним не встретились. Возможно, он должен был служить тебе так долго, чтобы дойти до меня.

Марселю понравилась эта мысль, и он подумал, что, возможно, Кирилл в жизни мавра играл роль этакого фатума, который вел его к конечной цели, пусть даже против желания.

– Что ж, я рад, что смог сделать тебя счастливой, – кивнул он. – Но Муса, если ты не знаешь, решил сопровождать меня в Киев. Я не просил его об этом.

– Да, он говорил. Но теперь Муса пойдет с тобой не как слуга, а как вольный человек, у которого есть право принимать решения. Это важно. Постарайся, чтобы он вернулся, а я уж дождусь его.

– Ты мудрая женщина, – уважительно наклонил голову лжесвященник. – Я сделаю все, что от меня зависит…

Глядя на то, как Меланья идет по направлению к избе, в которой лежал ее жених, историк снова попытался увидеть ее глазами мавра и опять был вынужден признаться себе, что у любви не может быть общих критериев, чтобы установить ее истинность. Ему вдруг стало грустно. Дожив до сорока, он не только до сих пор оставался холостяком, но и вообще не имел никого на примете. Впрочем, историк никогда и не стремился создать семью во что бы то ни стало, но все же иногда по ночам ему было одиноко. В такие моменты Марсель задумывался о прожитой жизни и, как правило, приходил к неутешительному для себя выводу, что все его профессиональные достижения не имели никакого значения ни для него самого, ни для кого бы то ни было. А теперь, без своих студентов, чем он мог вообще похвастаться?

– Чего грустишь, Баламошка? – Услышав за спиной голос Курьяна, историк обернулся, стараясь придать лицу безмятежное выражение.

– Грущу? Я? И не думал. Ты в курсе, что Меланья замуж собралась?

– Да? За кого же?

– А ты угадай.

– Хм… – Курьян почесал нос и, поразмыслив несколько секунд, беспомощно развел руки в стороны. – Не знаю, расскажи.

– За Мусу нашего.

– За черненького?! – поразился мужик. – Ты смотри, какой прыткий! Это как же он так быстро сумел… Постой, а может, это она его – того? А?