Девятый круг. Одиссея диссидента в психиатрическом ГУЛАГе

В Монголии Крылов строил «великую антикитайскую стену» — комплекс оборонных сооружений, который должен был стать аналогом «линии Мажино», «линии Маннергейма» и «линии Зигфрида», вернее, их всех вместе взятых. По словам Крылова, на «линии Брежнева» планировалось повысить плотность огня втрое по сравнению с существовавшей на самых адских участках Курской дуги.

Ключевым словом, правда, было «планировалось». Реальность от «планов громадья» сильно отличалась. Бетонные плиты везли по степному бездорожью за сотни километров, доехав до «линии Брежнева», половина из них превращалась в хлам.

— Построили бункер, засыпаем землей. Запустили бульдозер — он провалился. Бульдозер весит шесть тонн, а танк — шестьдесят. Один артобстрел — и там снова будет степь.

На швейке Крылов сел на место Джумко позади меня. Поворачиваясь к Крылову, чтобы дать какие-то советы по швейному делу, я видел, как сквозь тонкую пленку кожи в квадрате наклоненного лба пульсирует мозг.

Вернувшись после обеда на швейку, я заметил целую толпу зэков, стоявших у окна. Обычно какой-нибудь зэк стоял там, поглядывая на китайский берег, пока сначала его не окликала Анна Яковлевна, потом — мастерицы-швейки, наконец, гаркал Хабардин, и тогда зэк молча возвращался за машинку шить.

Сейчас же у окна стояла целая группа зэков, и смотрели не на Китай, а вниз. Там были хорошо видны прогулочные дворики СИЗО. Они были расположены сегментами окружности, как построенные в дореволюционных традициях дворики «Крестов» или сызранской тюрьмы, в центре которой возвышалась вышка охраны. Прогулки зэков вызывали мало интереса, разве что кто-то из местных пытался там высмотреть кого-нибудь из знакомых.

Однако сейчас все было иначе. Дворики были пусты, только в одном, прижавшись к стене, стояла женщина — почти девушка — с рыжеватыми волосами, собранными в хвост, который выбивался из-под шапки. И в руках у нее был розовый кулечек. Это был ребенок.

Ребенок был настолько мал, что, скорее всего, он родился уже в тюрьме. Девушка смотрела на него не отрываясь и то прикрывала его какой-то попонкой, то, наоборот, ее снимала.

Все молчали. Никто не произнес ни звука, разве что слышались невнятные междометия. Это были люди, совершившие кровавые преступления, грабители, воры, наконец, параноики. Всю свою жизнь они провели в цехах, шахтах, колхозах, по зонам. Говорили на помеси русского языка и мата. И, видимо, в их языке не было слов, которые могли бы выразить то чувство нежности, которое вызывала эта картина, — хрупкая девушка, вжатая в грубую темную тюремную стену, с драгоценным кулечком в руках. Тюремная мадонна — и уже было неважно, почему она оказалась в тюрьме.

Возможно, эта сцена у кого-то вызывала воспоминания о прежней жизни, у других — сожаления о жизни, которой у них не было никогда.

Встревоженная, подошла Анна Яковлевна. Посмотрела вниз и начала потихоньку уговаривать разойтись. Лучше так и было сделать.

У меня еще оставалась норма на три часа — три пары зэковских брюк. Не очень сложная задача — халтурщики и мастера шили больше. Зато Григорьев сегодня не пошил вообще ничего. Он так и сидел, глядя перед собой и время от времени с присвистом и охая выдыхая.

Я задержался на перекур, дошивая строчку, а когда там появился, то в туалете уже шла драка. Горбатый все-таки пошел вразнос и напал на единственного, с кем он мог подраться, не будучи отправленным сразу в нокаут, — на пятнадцати летнего Илюшу Чайковского. Тот был примерно такого же роста.

Когда я вошел, Горбатый уже вовсю лупил Илюшу, очки которого отлетели в сторону, Илюша закрывался, Горбатый своими птичьими лапками махал и по лицу, и мимо. Зэки тормознули, но тут же оказался и санитар, который скрутил Горбатого, появился и второй. Вместе они отволокли брыкающегося, как пойманный кот, Горбатого вниз.

— Ну, вот, еще один после комиссии поедет не в дурку, а здесь тормознет, — флегматично заключили зэки.

Горбатого было не жаль. Как рассказали, на перекуре он снова ругался и крыл всех подряд, Илюша же по пути к толчку ненароком в толпе задел его плечом.

— За что? — недоумевал Илюша, утирая кровь, капавшую из носа. — Я же ничего не сделал. За что?

Очки, к счастью, остались целы.

Илюша был самым молодым обитателем СПБ. Это было недоразвитое даже для его лет несчастное существо с чисто детским поведением, плохим зрением и кривыми зубами. Однако сидел он за убийство.

Хотя, вникнув в его историю, становилось понятно, что умышленного убийства там не было и вообще все было не так просто. Чайковский воспитывался матерью-одиночкой в Уссурийске. Мать работала бухгалтером на шахте, жаловалась своей матери и сыну на конфликты с начальником. Приняв это близко к сердцу, Илюша раз явился в контору на шахту и там поджег плакат с ленинским лозунгом, висевший на входе.

«Злоумышленника» быстро нашли, поставили на учет в детской комнате милиции — а после появился и КГБ. Для него возраст и мотивы не имели значения — антисоветское деяние было налицо. Илюшу отправили в психбольницу, правда, всего на пару месяцев.