Девичник

Бывают в жизни глупые обиды:
не спишь из-за какой-то чепухи.
Ко мне пришел, довольно скромный с виду,
парнишка, сочиняющий стихи.
Он мне сказал, должно быть, для порядка,
что глубока поэзия моя,
И тут же сразу вытащил тетрадку —
свои стихи о сути бытия.

Его рука рубила воздух резко,

дрожал басок, срываясь на верхах.
Но, кроме расторопности и треска,
я ничего не видела в стихах.

В ответ парнишка, позабыв при этом,

как «глубока» поэзия моя,
сказал, что много развелось поэтов
и настоящих, и таких, как я.

Он мне сказал —

хоть верьте, хоть не верьте, —
что весь мой труд —
артель «Напрасный труд»,
а строчки не дотянут до бессмертья,
на полпути к бессмертию умрут!

…Мы все бываем в юности жестоки,

изруганные кем-то в первый раз.
Но пусть неумирающие строки
большое Время выберет без нас.

А для меня гораздо больше значит,

когда, над строчкой голову склоня,
хоть кто-то вздрогнет, кто-нибудь заплачет
и кто-то скажет:
                      — Это про меня.

ЗАДАЧА БЕЗ ОТВЕТА

Звезда бледней перед рассветом,
тусклее лампочка в окне.
Опять не сходится с ответом
задача, заданная мне.

В задаче той, простой и давней,

все так же вертится Земля,
и той же тропкой, дальней-дальней,
идут мои учителя.

Идут все так же — отреченно!

И всю-то жизнь путем одним
ведут мальчишек и девчонок,
не подчиняющихся им.

Идут в погоду — непогоду,

по марту и по декабрю.
И я сквозь прожитые годы
на них все пристальней смотрю.

И знаю многое теперь я,

и понимаю — что к чему,
но где они берут терпенье,
и до сих пор я не пойму.

Я снова думаю об этом,

и до рассвета — свет в окне.
Но все не сходится с ответом
задача, заданная мне.

А возле школ толпятся дети,

роняют листья тополя,
и те же — лучшие на свете —
идут мои учителя.

«На огромной клумбе у вокзала…»

На огромной клумбе у вокзала,
Ветром наклоненная к земле,
Поздняя ромашка замерзала,
Трепеща на высохшем стебле.

Выгибала тоненькое тело

И сопротивлялась, как могла.
Словно до последнего хотела
Быть хоть каплей летнего тепла!

…Поезда вдали гудели встречным.

Люди шли, от ветра наклонясь.
И ромашка чем-то бесконечным
Показалась каждому из нас:

Чистой веткой молодой березки.

Тополиным пухом по весне.
Первым снегом. Брызгами известки
На еще некрашеной стене…

Не одно, наверно, сердце сжалось:

Что поделать — каждому свое!
Только в сердце врезалась не жалость —
Маленькое мужество ее.

На бессмертье я не притязаю.

Но уж коль уйти — не тосковать,
Так уйти, чтоб, даже замерзая,
Хоть кому-то душу согревать.

ПРИМЕТА