В том направлении лес простирался на многие мили. На сотни тысяч акров, собственно говоря, если верить егерям. Между этим местом и рекой Камберленд не было ничего, кроме комаров, слепней и зарослей подлеска.
Его телефон прожужжал, сообщив о пришедшей SMS-ке. Оззи посмотрел на экран, увидел, что это сообщение от Сьюзан, и положил телефон обратно на приборную панель. И тут его озарила мысль. Озарение было настолько ярким, что казалось, будто лучи идут у него прямо из ушей.
Сьюзан послала еще одно сообщение. Оззи замер, щелкнул языком. Недалеко отсюда находилась Девилз-Крик-роуд. Может, несколько миль в том же направлении, что и следы, но на машине туда можно добраться было лишь за полчаса, из-за извилистых проселочных дорог, которые представляли собой усыпанные гравием тропы, петляющие через лесную глушь.
Шеф Белл просигналил и помахал офицеру Грэю. Спустя мгновение Маркус подбежал к машине.
– Да, шеф?
– Я собираюсь прокатиться, Маркус. Не напортачь здесь, пока меня не будет.
– Понял, сэр. Можете рассчитывать на…
Оззи поднял стекло и завел машину. Проверил сообщения. Сьюзан интересовалась, как продвигается расследование. Он быстро напечатал ответ «в процессе» и привел автомобиль в движение. Пыль и гравий брызнули из-под колес, когда он развернулся в тупике.
Через несколько минут он снова ехал по сельской дороге 1193 на юг, в сторону автострады Камберленд-Фолс.
В пятнадцати милях к востоку оттуда Джек Тремли сидел на кухне профессора Тайлера Бута и размешивал сахар в кофе. Напротив него, за небольшим кухонным столом, расположился хозяин дома. Мебель была слишком маленькой для просторного помещения, которое украшали различные маски и резные фигурки местного происхождения. Судя по тому, что он видел, весь дом был оформлен в одном ключе. На стене над телевизором висели два длинных индейских копья, рядом – фотографии в рамках, сделанные в разных странах мира. Человек на снимках выглядел моложе, ярче и, что более важно, казался счастливым.
Сидящий сейчас перед ним мужчина не сказать чтобы красиво состарился. Под выпуклыми глазами висели большие мешки, на переносице выступила темная паутина вен, левый уголок нижней губы нервно подергивался.
– Кстати, я сожалею. – Доктор Бут сложил руки вместе и положил их на стол. Джек, смутившись, поднял глаза.
– Простите?
– Я насчет твоей бабушки, – произнес Бут. – Сожалею о твоей утрате. Я узнал о ее кончине лишь несколько дней спустя, поэтому не смог приехать на похороны. Хотел отдать дань уважения, но в последнее время я редко бываю в Стауфорде.
– Спасибо, – сказал Джек. Он отпил кофе и тяжело сглотнул. – Я ценю ваши слова. Я… сам не смог приехать на похороны. – Он встретился взглядом с профессором и нахмурился. – Послушайте, я не хочу отнимать у вас слишком много времени. Честно говоря, я даже не знаю, что здесь делаю.
– Все в порядке, – сказал Бут. – Я бы тоже растерялся. – Он жестом показал на потрепанную записную книжку, набитую различными заметками и газетными вырезками. – Я не очень хорошо знал Имоджин и все же считал ее другом. У нее была добрая душа. Так что, если я могу помочь тебе разгадать загадку, то буду счастлив сделать это.
Джек, улыбаясь, кивнул.
– Спасибо вам, доктор Бут.
– О, пожалуйста. – Бут с улыбкой отмахнулся. – Никто не называл меня так со времен моего преподавания в Сью Беннетт. Пожалуйста, зови меня просто Тайлер.
– Хорошо, Тайлер, – сказал Джек.
Он провел пальцами по обложке записной книжки, отслеживая контуры ее грубой текстуры, одновременно подыскивая нужные слова и нужное место, с которого можно начать. Содержание записной книжки казалось ему бессмысленным. Ее страницы были заполнены различными заметками, причем некоторые нацарапаны в такой спешке, что их было сложно разобрать. Из этих записей он понял, что бабушка разработала собственную стенографию, заполнив некоторые страницы сокращениями, своей структурой напоминающими код. Если б он нашел эту записную книжку в кухонном шкафу, то принял бы за сборник рецептов.
Ее записи дополняли статьи из местных газет, колонки с комментариями о темной стороне религиозной свободы, подборка статей о подростках, которых СМИ окрестили «Стауфордской шестеркой», официальные запросы государственных чиновников о происходящем в церкви, затем статьи о том ужасном событии, написанные спустя пять, десять, а одна – почти двадцать лет. Последняя статья заканчивалась примечанием, написанным бабушкиной рукой, – четыре слова, нацарапанных красной ручкой: «Никакого упоминания о храме».