Девилз-Крик

– Именно! Это отличный повод завязать беседу, понимаешь? Многие люди спрашивают меня: «Откуда ваш брат черпает свои идеи?», на что я отвечаю, что вопрос не ко мне. И я давно обещала, что выведу тебя в эфир, если представится такая возможность. Поэтому, раз уж ты вернулся в свой родной город, я подумала, что спрошу тебя напрямую о паре картин, одна из которых украшает мой домашний фарфоровый трон.

Джек откинулся назад и сделал глоток воды. «Вот оно», – подумал он, готовясь к вопросу, который ему задают во время каждого интервью. С этой темой он стал уже мастером по уходу от ответов, главным образом потому, что большинство людей не поняли бы его. Но Стефани усыпила бдительность, и он чувствовал себя опьяненным искренностью. Перспектива рассказать правду о своем искусстве на этот раз казалась освобождающей.

– Ладно, – сказал он. – Валяй.

– Твоя картина «Конгрегация шакалов» посвящена довольно щекотливой теме здесь, в Стауфорде. Для тех из наших слушателей, кто никогда не видел картину, скажу: она изображает толпу фигур в белых простынях, держащих факелы, в то время как чернокожий ребенок наблюдает за ними из окна. Мы оба знаем, что у Стауфорда в плане расизма отвратительная история. Хотя в какой части страны, находящейся ниже Библейского пояса, по-другому? Но когда я смотрю на эту картину… – Она подняла телефон, демонстрируя снимок репродукции. – …в ней чувствуется что-то очень личное. Дело не только в расистских корнях Стауфорда, не так ли?

Джек медленно выдохнул, подыскивая нужные слова. После полной минуты молчания Стефани потянулась через стол и взяла его за руку.

– Можем пропустить этот вопрос, если хочешь.

– Нет, – сказал он. – Все в порядке. Кажется, меня раньше не спрашивали про эту картину. Точнее, про ее личную природу.

– Уверен? Я могу пропустить этот вопрос, Джеки.

– Все в порядке. Честно. Итак… – Он сделал очередной вдох, затем выдохнул. – …эта картина – сугубо личная. Рисуя первоначальный набросок, я не пытался заявлять о былой репутации Стауфорда. Большинство людей не знают, что меня воспитывала бабушка. Можно сказать, она… спасла меня от плохой ситуации. И некоторые люди в городе считали ее нехорошим человеком. – Джек сделал паузу, и Стефани кивнула ему, чтобы он продолжал. – Одно из моих самых ранних детских воспоминаний – это Ку-клукс-клан, появившийся посреди ночи у двери бабушкиного дома. Они пришли зажечь крест у нее во дворе, насмехались над ней, называли ведьмой. И…

Он замолчал, вспомнив, как Бабуля Джини стала управлять их огнем, обратив его против них же. Вспомнил жар, запах дыма, крики и вопли, когда загорелся один из членов Клана. И он вспомнил, как голубой свет заполнил дом, окружил Бабулю Джини лазурной аурой. Осветил ее так ярко, что стала видна каждая черточка ее лица.

Голубой свет.

Идол.

У Джека пересохло во рту. Он почувствовал себя глупо из-за того, что раньше не установил взаимосвязь.

– Джек?

Он моргнул.

– Да, извини. Вот как появилась эта картина. Те люди пришли запугать мою бабушку.

– Моя бабушка рассказывала мне эту историю, когда я была маленькой. Мне очень жаль, что это случилось с тобой и Джини.

– Все в порядке. Она справлялась с этим единственным известным ей способом. – Джек снова вспомнил про идола.

«Доверься своему чутью, – сказал он себе. – Ей необходимо знать».

– Последний вопрос, обещаю. Ответь так, как хочешь, хорошо? Я не буду мучить тебя больше, чем необходимо. – Стефани снова подняла телефон, демонстрируя снимок жуткого «Полуночного крещения». – Что можешь рассказать об этой?

Джек нахмурился и закрыл глаза.

– А, об этой. Мне есть что тебе рассказать.

– Я вся внимание.

– Нет, – сказал он, встретившись с ней взглядом. – Эту историю ты, наверное, не захочешь услышать. Но думаю, тебе необходимо.

6

Райли сидел на плюшевом диване, наполовину прислушиваясь к разговору Стефани и Джека и наполовину сосредоточившись на экране своего телефона. Мыслями он был где-то далеко, гадая, насколько у Рэйчел все плохо с родителями и будет ли у него шанс поговорить с ней завтра утром в церкви. А еще в порядке ли Бен и Тоби.

Он сделал вдох, пытаясь прогнать эти мысли прочь, но они продолжали возвращаться на передний план. Двадцать четыре часа назад его друзья устанавливали палатки, болтали о том, что происходило в школе, о том, какое лицо было у Джимми Корда, когда Райли врезал ему обеденным подносом, о домашней работе по английскому.

Всего день назад жизнь была относительно нормальной или такой нормальной, какую мог ожидать типичный стауфордский подросток. Сколько дней они тосковали по тому, чтобы в их маленьком жалком городишке произошло что-то интересное?

Наше желание исполнилось, Бен. А теперь я жалею, что это случилось с тобой.

Райли подумал о фигурах в лесу, об их светящихся глазах. Боже, те глаза были невероятно яркими, неестественными.

– …помнишь голубые глаза?