Развернув один, Вильма протянула Жанетте коньки и ботинки на толстой подошве с широкими каблуками.
— Это подарок от папы, — сказала она. — Вот и письмо. Потом прочтешь, когда останешься одна.
Коньки так сверкали, что в них можно было бы глядеться, как в зеркало, и сосчитать все до одной реснички, тень от которых падала на узкое детское личико. В другом свертке оказались темно-синий лыжный костюм и белый свитер с высоким воротом.
— Это удобнее, чем юбка, — сказала тетя Вильма, с удовольствием поглаживая толстую, пушистую изнутри темно-синюю материю.
— Я померяю! — воскликнула Жанетта.
— Конечно! Надо же посмотреть, как он сидит.
В круглом пакете оказался мяч, в другом, похожем на столбик кирпичей, — книги. Жанетта читала их названия:
— Александр Фадеев — «Молодая гвардия», Шандор Петефи — «Стихотворения» (Петефи!.. Кажется, она слышала это имя вчера в школе, о нем рассказывала тетя Каталина.), Йолан Йожеф — «На городской окраине»… А-а, Жозеф, как папа! — сказала она с сияющими глазами и продолжала: — Жигмонд Мориц — «Будь добрым до самой смерти». Морис! — повторила она и громко рассмеялась. — Скажите, тетя Вильма, что, у венгерских писателей только одни имена, а фамилий нет?
Жанетта небрежно положила книги под елку и заметалась по комнате — то подбежит к столу, то к двери… то остановится перед зеркалом и восхищенно разглядывает себя в новом лыжном костюме, то снова бросится к мячу.
В чуланчике оказались холодное мясо, рыба и праздничный рулет с орехами и маком. Вильма и Жанетта поужинали за маленьким столиком. Тетя Вильма сказала, что хотела было пригласить в гости двух — трех своих молодых приятельниц, но этот праздник они проводят обычно или в семейном кругу, или отправляются компанией в театр, в ресторан. Жанетта возмутилась:
— Сочельник — такой священный вечер, а они ходят по театрам да ресторанам? Где это слыхано? В Трепарвиле таких еретиков святой отец отлучил бы от церкви.
Спокойно разрезая мясо, тетя Вильма сказала:
— Ваш святой отец приписывает празднику елки не то значение, какое он имел еще в глубокой древности и за что отмечаем его мы. Люди во все времена радовались тому, что зима идет к концу, длиннее становятся дни, недалеко уж и до весны, до лета красного… Все радовались, что после тьмы наступит свет… Ну, да ты не раздумывай сейчас над этим, Аннушка. Скоро твоя смышленая головка сама во всем разберется… А теперь придется тебе удовлетвориться моим обществом, хотя мне очень хотелось бы, чтобы с нами был и папа и твоя славная, добрая бабушка. Так ты говоришь, на спуске знамени твой класс похвалили? — продолжала она без всякого перехода. — Сколько же вы заработали пятерок?
— Это не я, — торопливо ответила Жанетта, — другие… А вы слышали, что Эржи Шоймоши будет доктором? Она поступит в университет и будет получать от государства эту… как ее…
— Стипендию, — подсказала тетя Вильма. — Конечно, получит, как и другие студенты. И ты тоже получишь, когда придет время.
— Мне не дадут, — передернула плечами девочка.
— Да почему же, глупышка?
— Я… я плохая ученица.
— Ты никакая еще не ученица! — решительно сказала тетя Вильма. — Не говори мне больше таких слов, не то рассержусь! Во втором полугодии нагонишь то, что пропустила в первом. У всех Рошта голова хорошая… да и твоя мама, я слышала, была и добрая и умная женщина… Ну, а что эта шепелявая Бири Новак?.. Ее тоже похвалили?
Жанетта расхохоталась. Бири — и вдруг похвалили! Да ведь она самая ленивая, самая никудышная ученица в классе! Сегодня она провожала Жанетту до самого дома, звала на каток, но кто же знал тогда, что уже вечером у Жанетты будут и коньки и всё-всё!
— А тебе и не нужно с этой Бири водиться. Сама ведь говоришь, что она никудышная.
Жанетта взглянула на свою тетю и после короткого раздумья важно сказала:
— Она, может, еще изменится, если кто-нибудь пробудит в ней желание учиться и интерес к ученью. Если бы ей помогли… но на нее никто не обращает внимания — пусть себе картами занимается… Потому-то она и стала такой…
Тетя Вильма бросила на девочку изумленный взгляд, однако голос ее не выдал никаких чувств:
— Может, ты и права, Аннушка… Да, я тоже, конечно, поспешила с выводами. А заняться с нею надо той, к кому она больше всего тянется: от любимой подруги она и замечания будет терпеливо выслушивать и постепенно одумается. Так она, говоришь, каждый день домой тебя провожает?
— Да.
— Ну, значит, ты ей понравилась, я уж вижу… А когда же ты папе-то своему письмо напишешь? Мой братишка Йожи на хорошее место попал. Пишет, что скоро получит большую, светлую комнату со всеми удобствами.
— Папа? — Жанетта вдруг отвела ото рта руку с надкушенным яблоком; полукруг, по которому мелкие, как у мышки, зубы вдавили ровные бороздки, едва держался на тоненькой кожуре, и тетя Вильма поспешила подставить под руку Жанетты тарелку.
— Ну да… ты тоже прочитаешь.
— Но я очу… А со мной что будет?