«Маленькая моя Жанетта, надеюсь, что первое мое письмо застанет тебя в добром здоровье. От здешних школьников я слышал, что сегодня начинаются зимние каникулы. Используй же их разумно. Учись, детка, венгерскому языку, чтобы не пришлось тебе остаться в седьмом классе на второй год — ведь это было бы стыдно для всех нас, правда? Я уже приступил к работе. Много довелось мне увидеть здесь нового. Вот приедешь сюда как-нибудь с тетей Вильмой — будет тебе чему удивляться. Например, дочурка, здесь нет отдельных узеньких штреков, какие ты видела в трепарвильских шахтах. От так называемого ствола шахты открываются широкие коридоры-штреки, электровозы тащат по ним вагонетки… Словом, это очень трудно представить себе, не увидев собственными глазами. А душевую здесь выстроили такую просторную, что в ней сразу могло бы мыться все население Трепарвиля! А сколько здесь садов, спортивных площадок, сколько новых жилых домов! А какие в окрестностях дома отдыха для шахтеров! Мне уже пообещали квартиру, хотя точно еще не знаю, когда дадут. Будь же терпеливой, хорошей девочкой, родная моя дочурка. Думай о папе. Ты постоянно у меня на уме. Как я беспокоюсь о тебе! Когда соберешься ответить, напиши, продвинулась ли ты немножко в венгерском и сердишься ли еще на папу за то, что он привез тебя с собой.
Спрятав письмо под подушку, Жанетта закинула за голову руки и широко открытыми глазами глядела на бледные огни за окном. Сколько переживаний, сколько событий принес истекший год! «И все это надо обдумать, во всем разобраться… Работы здесь хватит до утра, — с важностью подумала она. — Прежде всего коньки… потом длинные лыжные брюки — о, они в тысячу раз лучше и удобнее, чем юбка колоколом!.. Бенгальский огонь и письмо папы… А эта Илонка Шмит — дрянная девчонка. Ну да я ей еще покажу!.. Тетя Вильма… Интересно, что же она-то получила, какой подарок? А папе я напишу уже по-венгерски — может, он все-таки поймет, хотя здесь и смеются, что я говорю «косечка», «без коньки»…
Размышления оборвались. Жанетта спала глубоким сном.
6
Жанетта надела парижское пальто с золотыми пуговицами, пристроила на макушке головы красную шапочку и, остановившись на пороге, объявила:
— Я иду в церковь!
Было воскресное утро, последнее воскресное утро в декабре. На улице Текели за сизой завесой тумана дрожали от холода обнаженные деревья. Тетя Вильма, в удобном домашнем фланелевом платье, повязав голову косынкой, убирала комнату. Услышав слова Жанетты, она не обернулась, только движения ее вдруг замедлились и руки, вытиравшие пыль со стола, словно застыли в нерешительности.
— Ну хорошо, — сказала она наконец. — Тогда я пойду гулять одна. Ключ оставлю у привратницы.
Жанетта немного растерялась и принялась объяснять:
— Я должна пойти к обедне. Дома, в Трепарвиле, мы с бабушкой каждое воскресенье ходили к обедне… и даже в будни, когда время было.
Тетя Вильма покрыла стол вязаной скатертью, расставила на нем в строгом порядке пепельницы и фарфоровые безделушки.
— Завидую я твоей бабушке! — сказала она. — Завидую, что она столько времени могла проводить со своей внучкой… В одиночестве, конечно, хорошего мало, вечно ты одна, даже в единственный свободный день недели. Ну что ж, иди, иди, Аннушка, только смотри не заблудись!
— Хорошо! — Уже в дверях Жанетта обернулась: — Пойдемте со мной, тетя Вильма! Пожалуйста!