– Конечно, Глерк, конечно, дружок! – сказал Фириан, потирая шишку. – Я могу ждать сколько угодно.
Он перепорхнул на подлокотник кресла-качалки, принял солидный вид и постарался не двигаться.
Глерк пригляделся к бумаге – не к тому, что было на ней написано, а к самой бумаге. Видно было, что ее порвали, однако потом соединили обрывки так тщательно, что досужий наблюдатель не заметил бы перемены. А вот Сян заметила бы. Глерк присмотрелся еще внимательней, улавливая нити магии, прядь за прядью. Нити были голубые. По краям они переливались серебром. Их были миллионы. И ни одна из этих нитей не принадлежала Сян.
– Луна, – шепотом сказал Глерк. – Ох, Луна…
Она подступила раньше срока. Магия. Сила магии – целый океан силы, – постепенно просачивалась сквозь поставленную ведьмой плотину. Глерк не знал, нарочно ли Луна совершила то, что совершила, или же даже не заметила случившегося. Он помнил: когда Сян была молода, спелые фрукты порой взрывались звездным дождем оттого лишь, что она подходила слишком близко. В те годы она была опасна и для себя, и для других. Как Луна во младенчестве. И вероятно, как Луна сейчас.
«
Глерк знал, что это за причина, но в записке о ней не было ни слова. На месте слова «магия» красовалась аккуратная дыра. Глерк обвел взглядом пол, но клочка бумаги нигде не было. Вот чего он не мог терпеть в магии. Она вечно все запутывала. Творила глупости. И была себе на уме.
«
Глерк сложил письмо и придавил его подсвечником. Со вздохом оглядел комнату. Сян говорила правду: жизнь ее клонилась к закату, но по сравнению с его собственной бесконечной жизнью время, отпущенное ведьме, было не длиннее вздоха, глотка воды, взмаха ресниц. Скоро она уйдет навсегда. Сердце холодным угловатым комком забилось у него в горле.
– Глерк! – подал голос Фириан. Дракончик с жужжанием вился у лица болотного кошмара, заглядывал в огромные влажные глаза. Глерк моргнул и уставился на Фириана. Нельзя было не признать, что дракончик был славным существом. Добросердечным. Юным. Но – неестественно юным. Ему пришло время вырасти.
Давно пора.
Глерк встал на ноги, оперся на нижнюю пару рук, выгнул спину, чтобы размяться. Он любил свое болотце – крепко любил, – ему нравилась тихая мирная жизнь на краю кратера. Он не сожалел о своем выборе. Но и остальной мир он любил тоже. Чтобы жить рядом с Сян, Глерк отдал часть себя, но какую именно – уже не помнил. Знал лишь, что это было нечто драгоценное, дарующее жизнь, огромное. Топь. Мир. Все живущие в этом мире. Он и позабыл, как сильно их любил. Он сделал шаг, и сердце в груди стукнуло в такт.
– Идем, Фириан, – позвал он и протянул верхнюю левую руку. Дракончик сел ему на ладонь. – Мы отправляемся в путешествие.
– В настоящее путешествие? – переспросил Фириан. – Далеко-далеко?
– Ненастоящих путешествий не бывает, малыш. Да, мы пойдем далеко-далеко. Путешествовать так путешествовать.
– Но… – начал Фириан, вспорхнул с ладони и с жужжанием облетел голову кошмара. – Вдруг мы заблудимся?
– Я никогда не заблужусь, – сказал Глерк. Он говорил чистую правду. Давным-давно, много сотен лет назад он обошел мир столько раз, что и не сосчитать. Вдоль и поперек, и вокруг, и со всех сторон. Стихи. Топь. Жгучая жажда. Сейчас, правда, он уже почти ничего этого не помнил – что ж, такова цена долгой жизни.
– Но… – снова начал Фириан, снова облетев голову Глерка, – вдруг меня все будут бояться? Я же ого-го какой. Вдруг они от меня убегут?
Глерк закатил глаза.
– Да, мой юный друг, ты действительно… гм-м… ого-го, однако я полагаю, что сумею успокоить людей и объяснить им, кто ты такой. Тебе ведь известно, что я великолепно умею объяснять.
Фириан сел на спину Глерка.
– Да, – негромко согласился он, – ты объясняешь лучше всех.