Девочка, которая воспарила над Волшебной Страной и раздвоила Луну

Сентябрь посмотрела влево и вниз, насколько смогла. Она разглядела и танцующих медведей, и инспектора манежа, выдувающего изо рта пионы, словно языки пламени, и слониху, парящую в воздухе с задранным хоботом и скрещенными ногами, – и все это из бумаги. Шкура медведей – из сложенных конвертов; глаза – из сургучных печатей. Инспектор манежа с лицом из телеграммы носил костюм из деньрожденных открыток, поблескивающих воздушными шарами, тортами и подарками в обертке из фиолетовой фольги. Даже слон, похоже, был сделан из использованных бланков какой-то забытой конторы, исписанных уверенным почерком с нажимом. Прямо перед Сентябрь раскачивалась длинная воздушная трапеция, за которую уцепились два гимнаста: один – из списков для покупок, другой – из судебных решений. На одном можно было различить латинский текст, на другом – рукописный перечень: «лимоны, лед, хлеб (не ржаной!), отбивные из барашка». Отпустив трапецию, гимнасты закрутили в воздухе синхронное сальто и сложились в бумажные самолетики, планируя кругами обратно на арену, усыпанную пионами. Сентябрь ахнула и всплеснула руками, но гимнасты уже остались далеко позади, кланяясь и ловя бумажные розы бумажными зубами.

– Там, наверху, ты увидишь Колледж Лунных Искусств, давший приют Кособокой Библиотеке и Колизею Бессонницы. Ох, нет, слишком поздно, мы уже проехали, гляди скорее! Если попрактиковаться, глазные яблоки научатся двигаться так быстро, что ты увидишь саму себя проходящей мимо еще до того, как надумаешь тронуться в путь!

Все, что пролетало мимо, сливалось в один цветной вихрь. Глаза Сентябрь слезились все сильнее.

– Так только крабы, наверное, могут, – выдохнула она.

– Таксикраб должен быть стремителен, как само время, и вдвое пунктуальней! – Спица взмыл над огромным полем, где колыхались, радуя глаз, бледно-молочные цветочки. – Движение по прямой – для неудачников! Я как-то подобрал одну пожилую даму из хобгоблинов, ростом не выше пенька и с глазами навыкате, как у анчоуса! Доставил ее на свидание, которое она пропустила еще девушкой, – и она успела дать тому парню от ворот поворот и пару пинков в придачу и вернуться как раз к ужину.

– Вы же не хотите сказать…

Но они опять резко, до головокружения, встали на дыбы, так что усеянный домами свод Альманаха на мгновение попал в поле зрения и опять исчез, после чего краб окончательно остановился, победно щелкнув клешнями.

– Вот и прибыли, Центр Альманаха, Административный район! Спрыгивай, не надо благодарностей, меня ждут у цирка, осторожнее, ремни все время запутываются, ну вот, жива и невредима, а я помчался – засекай время, я доберусь до медведицы, которая закончила смену, раньше, чем она обнаружит, что у ее велосипеда спустила шина! Что днем, что ночью, моя девочка, гляди зорче, и найдешь свою цель.

И Таксикраб исчез. Сентябрь и глазом моргнуть не успела, как его клетчатое тело превратилось в точку и скрылось из виду.

Спица высадил ее в маленьком гроте, устланном таким толстым слоем жемчуга, что он вздымался сталагмитами, оленьими рогами, огромными темными наростами. Высоко над головой висела тонкая филигранная сеть, скрепленная крошечными блестками света, словно светлячками. На каждой горизонтальной поверхности располагались чаши с жидкостями, будто здесь только что закончилась большая вечеринка и никто не допил своего напитка. В самой глубине грота виднелась очень маленькая, очень бледная и очень красивая фигурка. После лунотрясения и поездки на крабе Сентябрь чувствовала себя помятой и разбитой, но мгновение – и она пришла в себя, восстановила дыхание и зашагала по твердым блестящим бугоркам и разноцветным канавкам. Фигура неподвижно стояла в глубине алькова.

– Добро пожаловать. – Голос, казалось, доносился отовсюду, как многократное эхо. – Я – Альманах.

Сентябрь не могла определить, мужчина Альманах или женщина. У этого создания были длинные шелковистые волосы цвета розовой воды и изящное узкое лицо. Длинные персиковые щупальца клубились во все стороны, обвивая, словно лоза, тело, облаченное в атлас и кружево, и окунаясь в каждую чашу, что попадалась на пути. У Альманаха было по меньшей мере шесть рук: четыре изящно сложенные и две протянутые к Сентябрь ладонями вверх.

– Простите, – смущенно сказала Сентябрь, тяжело дыша. – Я думала, Альманах – это город.

Альманах улыбнулся, его губы потемнели и стали темно-рыжими.

– Альманах – это город, малышка, – сказал он приветливо, – но Альманах – это я. Это моя скорлупа, она растет из меня, все больше и дальше и шире, год за годом. Когда кому-то из моего народа что-нибудь нужно, я это предоставляю. Я зажмуриваюсь и выдуваю для них дома, или горы, или музей зонтиков. Альманах, – негромко продолжил он, – заботится обо всем, что тебе нужно, раньше, чем ты об этом подумаешь. Я – Моллюск Луны. Что нужно тебе, маленькое непоседливое робкое двуногое животное?

– Вот это все – цирк, колледж, лужайки, река – все это ты? Твое… твое тело? Люди живут внутри тебя? – Через мгновение Сентябрь добавила: – И я не животное.