Девочка-лед

— Сапоги прикупи себе новые, ходишь как не пойми кто, — морщится он, демонстративно оставляя на столе купюру в пять тысяч рублей.

— Ботинки я уже купила со своей зарплаты. Просто не надевала еще, — отзываюсь глухо. Пусть не думает, что я нуждаюсь в его деньгах.

— Так надень, чего мать позоришь! Над тобой, небось, смеются эти твои богатые одноклассники, — язвительно замечает, отпивая свой кофе.

— Нет, никто не смеется, — забирая грязную посуду, спорю я. — Иди, одевайся, Уль. Нам пора.

— Платье купи, белье, украшение, ну или что там нужно девушке, — проходится по мне сверху-вниз маслянистым взглядом, и опять на душе неспокойно становится.

Белье… Как же мерзко это слушать.

— Мне ничего не нужно, — повторяю звонко.

— Противная, — злится, но голос не повышает. — Я ж по доброте, а ты…

— Спасибо, но не нужно. Купите подарок маме, — бросаю холодно, проходя мимо.

— А хочешь, я сам для тебя что-нибудь выберу? — успевает поймать меня за руку. И тон его мне не нравится абсолютно. Как-то двусмысленно звучат его слова.

— Я не возьму. Не нужно! — хмуро смотрю на него и выдергиваю запястье. К счастью, в этот же момент за стеной раздается голос матери.

— Ляяяль, принеси таблетку и стакан воды, дочь.

Клянусь, иногда кажется, что она родила меня исключительно для этого…

*********

Спустя пятнадцать минут мы, наконец-то, выходим из подъезда. Дверь поддается не сразу. Надо же как замело!

Ульяна разгоняется и валится спиной в сугроб. Заявляет, что ей срочно надо сделать ангела. Приходится подождать минутку, наблюдая за ее дурачеством, а потом уже начать пробираться по темной, нечищеной аллее в сторону садика.

Уля болтает словно радиоприемник всю дорогу. Радуется снегу и, как всегда, задает бесчисленное количество вопросов, не на все из которых у меня имеется ответ. Приходится хитрить и выдумывать. А иной раз позже самой обращаться к книгам или интернету за помощью.

Через пятнадцать минут передаю сестру воспитателю из рук в руки и направляюсь на остановку. Греюсь в автобусе, разглядывая волшебство, которое царит за окном. Надо бы свозить Ульяну погулять. Пройтись по украшенной к празднику Никольской улице, посетить Красную площадь и прилегающую территорию. В прошлый раз Ульяна пришла в чистый восторг. Все же новогодняя Москва — необычайно красива.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 34

АЛЕНА

Небо еще не просветлело. Во двор гимназии имени Попова я захожу в семь сорок. По меркам учащихся школы — слишком рано. Занятия начинаются с восьми тридцати, и основная масса заявляется именно к этому времени. Исключением является, пожалуй, только дежурный класс.

Что до меня… мне нравится заходить в пустой двор и спокойно оставлять в гардеробе свой старый, позорный пуховик. Ведь некому съязвить на эту тему. Змеи приползают сюда намного позже.

Направляюсь к центральному входу. Ничего не вижу из-за капюшона, снег этот настырный еще и прямо в лицо метет.

— Лисицына, стой!

Ох, нет, нет, нет…

Только не ты.

Стараюсь переставлять ноги как можно быстрее, но тот, кому принадлежит этот голос, хватает меня, вынуждая остановится.

— Ну что? — интересуюсь недовольно, поворачиваясь к нему.

Беркутов стоит напротив и часто дыша, таращится на меня. Бежал выходит за мной. И нагнал все-таки.

Я вопросительно смотрю в ответ.

Справедливости ради стоит признать, что в свете фонаря, черты его лица кажутся почти идеальными: ровные линии бровей вразлет, нос, с едва заметной горбинкой, четкая форма скул и глаза с хитрым прищуром.

— Поговорить надо, — сообщает мрачно.

Еще чего не хватало…

— Я тороплюсь, — отвечаю быстро, наблюдая за тем, как вокруг него порхают бабочки из причудливых снежинок. Ложатся на темные волосы и оседают на плечи модной, утепленной кожаной куртки.

«Упасть — не встать!» — так про него говорит Харитонова.

«Беги от него» — предупредила бы меня бабушка.

Это прям стопроцентно совпадает с моими мыслями, потому что поведение Романа на протяжении последних трех недель меня очень озадачивает.

— Успеешь, — цокает языком и смотрит на меня внимательно. Чересчур пристально. Этим своим тяжелым взглядом, от которого всегда краснеют щеки и учащается пульс. — В машине давай поговорим, ты замерзла.

Ах да, теперь он сменил мотоцикл на автомобиль. Красиво жить не запретишь. Что уж там!

— Не замерзла вовсе, — отрицаю я, стуча зубами от холода. — Не пойду я никуда.

— Ладно, — закатывает глаза.

Подходит ближе, заставляя замереть на месте. Накидывает мне на голову упавший капюшон и затягивает потуже шарф. Сказать, что я ошарашена этими его действиями, это — ничего не сказать. Даже пикнуть возмущенно не успеваю, настолько растерялась. Горячее смущение уже вовсю заливает щеки, благо полутьма вокруг…

— Заболеешь еще, — пожимая плечами, поясняет он, убирая руки, с покрасневшими от холода костяшками пальцев, в карманы.

Сам, кстати, без шапки, да и куртка нараспашку. С себя бы начал…