Девочка на войне

С момента террористических атак прошло уже шесть месяцев, и жизнь возвращалась в привычное русло, сперва через натужное проявление храбрости: бояться – значит признать свое поражение, – а потом мало-помалу стали восстанавливаться прежние порядки, пока мы опять не погрязли в повседневных передрягах городского быта: то трубы в батарее гудят, то станции метро на ремонт закрывают, всякая такая привычная пакость. Страна ввязалась в войну, но для большинства людей война была идеей больше умозрительной, чем прикладной, и меня одолевал то ли гнев, то ли стыд за американцев – в том числе за себя, – ведь мы могли жить как ни в чем не бывало. В Хорватии жить по законам военного времени означало утратить контроль, война диктовала нам каждую мысль и движение, даже во сне. Забыться было непозволительно. Но война в Америке меня не стесняла, не перекрывала воду и не истощала запасы еды. Не было угрозы нашествия танков с пехотой или удара кассетными боеприпасами, не здесь. Война в Америке по сути своей настолько не вязалась с тем, что случилось в Хорватии – и сейчас, наверное, творилось в Афганистане, – что даже само слово звучало почти неуместно.

Тут у меня зазвонил телефон – я аж подскочила и ответила дрожащим голосом. Звонила Шэрон.

– Ана? Куда ты ушла?

– Просто голову проветрить. Мне подойти обратно к вестибюлю?

Я только сейчас поняла, что забрела на запад дальше, чем надо. Я бегом вернулась обратно, к воротам здания ООН, но на проходной целая группа туристов образовала затор. Я уже нажала кнопку «перезвонить», но буквально через пару секунд из ворот вышла Шэрон с охапкой папок и моими карточками-подсказками.

– Так и поняла, что в этом бардаке обратно уже не пройдешь, – сказала она. – Не хочешь взять на память? – Она протянула мне карточки. – Проголодалась?

Я была не голодна, но мне очень хотелось убраться подальше от ООН, чтобы Шэрон оказалась в моем полном распоряжении.

– Я забронировала столик. Можем пройтись пешком.

Я плелась за ней по лестнице и благоговейно смотрела, с какой легкостью она держится на каблуках. Я до сих пор неуклюже топталась, стоило мне их примерить, и чем дальше, тем сомнительней, что я когда-нибудь выучусь женскому изяществу. Каждый раз, когда мы проходили дорогой на вид ресторан, я тешила себя надеждой, что идем мы в менее формальное место, где я уж не ударю в грязь лицом. Шэрон поглядывала на смартфон «Блэкберри» и рассеянно показывала мне связанные с ООН строения – консульство Малайзии, отель, где останавливаются все большие шишки. Осматривалась я вполглаза, а сама только и думала, как бы завести разговор, который я в себе гасила вот уже десять лет.

Сквозь серую пелену пробилось солнце, согрев мне щеки, и заиграло бликами на здании индийского представительства. Устроенную у него наверху террасу омывало весеннее золото, солнце просачивалось сквозь решетчатое слуховое окно и скользило по зеркальным вставкам на стенах.

– Прелестное здание, – заметила Шэрон, поворачиваясь на каблуках. – Есть в нем что-то такое, чуть ли не футуристическое.

Я думала наоборот: бурый гранит намекал на пустыню, красоты в духе древних храмов, но промолчала и перешла следом за ней улицу.

Ресторан был чуточку обтрепанный, с выцветшим брезентовым навесом и припорошенными пылью шторами. Но когда мы вошли, я, к своему смятению, обнаружила, что местечко, несомненно, было статусное, пусть и слегка неухоженное. Столы, даже в обеденное время, были накрыты чинными белыми скатертями. Я посмотрела на свои кеды.

– Мне ваше фирменное красное, – кивнула Шэрон официанту в жилете с металлическим отливом.

– А мне можно колу, пожалуйста?

Официант улыбнулся и унес мой бокал для вина. Зал лишь точечно освещали светильники, и я, прищурившись, стала листать меню. Но цен нигде не нашла.

– По-моему, отлично все прошло, как думаешь? – спросила Шэрон.

Я ответила, что тоже так считаю, хотя на деле сомневалась. Теребя салфетку, складывая и раскладывая полотняный треугольничек, я спросила, что за проект сейчас ведет Шэрон. Она ответила заранее заготовленными деловитыми фразами и переложила папки с документами под стул.

– Ну да хватит об этом. Как дела в колледже? И как сестра – Рахела?

Имя сестры, которым ее много лет никто не звал, застало меня врасплох.

– Здесь ее зовут… мы зовем ее Рейчел.

– И как она, все хорошо?

– Да, все отлично. Не ожидала, что вы ее помните.

– Петар нередко поминал вашу семью добрым словом, когда мы с ним вместе дежурили. Особенно в то время, когда вы… пропали.

К слову о Петаре. Сколько бы я ни прокручивала в голове этот вопрос, тяжело было облечь его в слова. Страшило раз и навсегда узнать ответ.

– А вы… – я осеклась.

Официант принес наши напитки, и я понадеялась, что Шэрон отпустит его, она ведь даже не прикасалась к меню. Но Шэрон заказала стейк с салатом под горчичным соусом, и я, застигнутая этим врасплох, заказала то же самое. Официант ушел, и Шэрон, пригубив бокал, выжидающе на меня посмотрела.

– Так что ты хотела сказать?

– Ничего.

Она помолчала, но решила поверить мне на слово.