Девочка на войне

Только за чтением я позволяла себе думать о покинутых мной материке и стране. И хотя профессору я ничего о себе не рассказывала, он будто знал, что в этом мире мне неуютно, и поэтому одалживал мне книги – Кундеру, Конрада, Леви и целый сонм других невольных переселенцев. Закончив книгу, я опять шла в кабинет, и тут он уже распинался об авторах, вдаваясь в такие подробности, что я была уверена: они ему все близкие друзья. Я только что дочитала «Эмигрантов» и, хотя всю неделю нервничала в большей степени на тему ООН, эта книга далась мне не легче. Я наблюдала за скитаниями главного героя – отчаявшегося, но в то же время капризного, – и меня не покидало тревожное чувство, что профессор знает меня лучше, чем хотелось бы.

Я взбежала по лестнице и постучалась в полуоткрытую дверь его кабинета. Небольшая комнатка с теплым освещением была буквально доверху заставлена полками. Пол наводняли стопки не пристроенных книг. В центре за столом сидел профессор Ариэль – на фоне собственной коллекции он выглядел совсем щуплым и хрупким.

– Входи. Садись, – сказал он дребезжащим старческим голосом. – Ну как тебе Зебальд?

Я переложила бумаги со стула на письменный стол. За спиной у профессора с громадной фотографии, будто наш дозорный ангел-курильщик, смотрела Вислава Шимборская, чьи стихи он тоже вынудил меня прочесть.

– Задел за живое, – ответила я.

– Удивительная проза, верно?

– Да.

И это была чистая правда, но дело не в этом.

– Но тут не только проза. А еще персонажи. Лицом к лицу столкнуться с людьми, которые так и не оправились от горя, это…

– Обескураживает?

Я кивнула.

– И тем не менее Зебальд неоднократно отмечает, что память несовершенна. Что несколько не вяжется с нашим понятием «выжженной» в памяти травмы. Той самой неотвязной ясности сознания. Что ты об этом думаешь?

Это напугало меня больше всего. А вдруг я переврала в памяти последние минуты жизни родителей? Мне всегда казалось, что я сберегла их у себя внутри в целости и сохранности. Но что, если по какой-то прихоти подсознания то немногое, что мне от них осталось, на самом деле исказилось? Это уж слишком.

– Но, может, так не у всех. Может, кто-то все-таки помнит.

– Разумеется. Но это тоже по-своему тяжко, не думаешь? Вспомни персонажа по имени Амброс Адельуорт.

– Дядю героя?

– Которого терзали столь яркие картины прошлого…

– Что он прибегнул к электрошоковой терапии. Чтобы выжечь все эти мысли.

– Именно.

– Так что мне – то есть что нам тогда остается?

– А черт его знает… – Он слабо улыбнулся и отвернулся к окну.

Он завел речь о том, что недавно Зебальд скончался, о той сомнительной автомобильной аварии, но я в смятении не смогла поддержать разговор.

– Ана, ты в порядке? Выглядишь немного болезненно.

Он произнес мое имя на хорватский манер, а не с протяжной «а», похожей на «э», свойственной американцам.

– Все хорошо. Извините, – ответила я. – Просто нездоровится немного.

– Есть у Зебальда такое влияние. Я называю это «заклятьем безысходности».

Я хотела было отмахнуться, чтобы он не думал, будто я не справляюсь с заданием, но профессор, обернувшись, пристально взглянул на меня, и я затихла.

– Откуда ты, еще раз, родом?

– Я… ну. Изначально?

Я никому не говорила. И говорить не хотела. Но как-то само получилось.

– Из Хорватии. Загреб.

Стоило сказать ему правду, как меня накрыло странное чувство, похожее на невесомость. Я вцепилась в подлокотник, будто меня всерьез могло унести ветром.

Профессор Ариэль, похоже, ничуть не удивился.

– Хм-м, – промычал он. – Я так и понял.

– Что?

– Были у меня догадки. Не то чтобы именно про Хорватию. Просто что ты не отсюда. Хотя с Балканами все логично.

– Как вы догадались?

– Вижу по твоей уставшей душе. Мне ли не знать – сам такой. А еще ты слишком много читаешь.

Он подмигнул, и я позволила себе робкую улыбку в ответ.

– Хорошие новости в том, что друзья тебя скоро нагонят. – Он снова развернулся в кресле к полке в углу. – Так, вот тебе задание на неделю. Осилишь еще одну книгу Зебальда? Есть тут у меня одна из последних. – Он медленно встал и костлявым пальцем подцепил книгу с полки. – Вот она.

«Аустерлиц».

– Простите, прошлую я так и не вернула. Пришла к вам прямо… с деловой встречи.

– Ничего страшного. А вообще оставь ее себе. Уверен, у меня найдется еще один экземпляр.

Он обошел стол кругом и положил книгу мне на колени.

– На этом все.

– Спасибо, – отозвалась я.

Но он уже на что-то отвлекся и углубился в свои мысли, водя пальцами по корешку какой-то книги, слово это была брайлевская азбука или рука давней возлюбленной, так что я ушла, прикрыв за собой тяжелую дверь.