Ресторанчик назывался «У Мисти» в честь его погибшей собаки, чье имя все в семье запомнили после того, как та насрала под столом во время ужина в честь Дня благодарения. Внутри было тепло и тускло, а официантка меня сразу узнала и предоставила мне самой выбрать столик в любом отсеке вдоль стены, закрытом с двух сторон обитыми зеленой кожей диванчиками. Вскоре после этого вышел сам Джуниор – в костюме в тонкую полосочку и с красной гвоздикой в петлице.
– Ну здравствуй, красавица, – поздоровался он и поцеловал меня в лоб. – А что это за джентльмен тебя сопровождает?
Я их представила, и Джуниор чмокнул Брайана в щеку, а тот, как мог, старался не выказать удивления.
– Добро пожаловать в наше заведение, – сказал Джуниор и налил нам из графина красного вина. – У нас сегодня свежайшие каракатицы. Как насчет отведать их?
– Я только за, – ответила я.
Брайан заказал пасту, и Джуниор, крикнув что-то на ломаном итальянском в сторону кухни, вынул из-под барной стойки кепку с логотипом «Янкис» и ушел на перекур.
– Так вот он какой, твой печально известный дядюшка. Почему ты меня раньше сюда не водила?
Я не хотела знакомить Брайана с Джуниором; я его вообще к своей семье не подпускала – боялась, как бы там не сболтнули чего-нибудь о моем прошлом. Но теперь я даже отчасти надеялась, что Джуниор каким-нибудь намеком вынудит меня открыть всю правду.
– Не хотела тебя ненароком спугнуть.
– Никогда бы не подумал, что у тебя
– Вообще-то нет, – ответила я.
Но, увидев его растерянный взгляд, уточнила:
– В смысле, он у нас человек исключительный.
Брайан отвесил пару жестов в духе «Крестного отца» и поцеловал мою руку.
– Губки-то смотри не распускай, – заулюлюкал кто-то с углового столика, за которым несколько мужчин, склонившись над стаканами, всей компанией резались в карты.
Брайан робко улыбнулся им и отпустил мою руку.
– Я с ними не знакома, – прошептала я.
Мужчины прыснули со смеху. Джуниор заглянул в приоткрытую дверь.
– Что-то больно весело у вас. Чего удумали?
– Ничего такого, Джун, – хором отозвались они, помрачнев, точно шайка школьников, попавшихся на горячем.
– Ана, тебе там не мешают?
– Мы в порядке, – ответила я.
– Короче, прекращайте там, не то на этот раз придется платить за напитки.
Мужчины отвернулись и уткнулись в карты.
– Слушай, – начал Брайан. – В следующий раз, как сорвешься домой, может, и меня пригласишь?
– Зачем? Я же рассказывала, в Гарденвилле просто кошмарно.
– Да плевать на этот Гарденвилл. Мне просто хочется съездить с тобой. Может, с семьей познакомишь, к примеру? Прошлой осенью с моими же познакомилась.
– Я знаю, но…
– Почему ты не хочешь нас знакомить, Ана? – Он назвал меня по имени, и я ощутила себя как-то по-детски.
– А с чего ты рвешься с ними познакомиться?
– А почему бы и нет?
В расстроенных чувствах Брайан начал по привычке потирать висок. Он вздохнул, а потом вдруг взял меня за руку.
– Просто… не хочу с тобой ругаться. Через два месяца я уже выпускаюсь. Нужно будет начинать искать работу. И решать, переезжать или нет. Вот я и подумал, может, ты не против съехаться.
Тут у меня с лицом случилось что-то странное, какое-то покалывание в щеках, и я сама не поняла, краснею я или бледнею.
– Может, найдем квартирку, студию или лофт, наверное, где-нибудь в Бруклине, но можно поискать и поближе к вокзалу, чтобы тебе быстрее добираться на учебу…
Эту тему мы уже затрагивали, правда, мельком, а не так. Не всерьез.
– Брайан…
– Не обязательно прямо сейчас все решать. Но я хотел поднять эту тему, пока ты еще не оплатила общежитие…
– Брайан, – повторила я.
Он как будто вздрогнул от неожиданности.
– Я просто…
– Не хочешь жить вместе?
– Не в этом дело. Мне нужно кое-что тебе рассказать.
В горле у меня пересохло. Я вытащила руку из-под ладони Брайана и глотнула воды, стараясь мыслить логически. Был еще один случай, когда я чуть не проболталась, и тогда я завела разговор о войне – просто узнать, в курсе он или нет. Он, конечно, знал о ней и даже книжку об этом читал, от лица какого-то журналиста, бравшего интервью у боснийских заключенных концлагерей. Брайан знал, какое там было кровавое месиво. Уж он-то понял бы, почему я это от него утаила. К тому же он был мне лучшим другом, даже больше – мы любили друг друга.
– В общем, когда я ушла в пятницу утром, я не сразу поехала в Пенсильванию.
Тут наступил его черед бледнеть. Только в тот момент я сообразила, что он наверняка подумал про измену.
– Я выступала с докладом в ООН.
– В ООН? Зачем?
– Дело в том, что у меня не совсем… – я затруднялась подобрать верное слово, – итальянские корни.
– В каком смысле?
– Я родилась в Хорватии. В Загребе. Вернее, тогда это еще была Югославия. Когда мне было десять лет, началась гражданская война. Моих родителей убили.
– А как же родители из Пенсильвании? И сестра?
– Нас удочерили. Рахела – то есть Рейчел – мне родная сестра.