Девочка на войне

Серое небо к середине апреля слегка прояснилось, и оставалось только надеяться, что солнечная погода растопит чувство пустоты внутри меня. Брайан всячески пытался выведать, что меня беспокоит, а я в ответ устраивала ссоры на пустом месте, так что мы скатились в порочный круг препирательств и примирений. Я стала больше учиться, лишь бы скоротать время. До конца семестра оставалось всего три недели, а там уже можно уехать из города.

Как-то вечером мы с Брайаном заказали на вынос китайской еды и сидели у него в постели. Он читал учебник по антропологии, а я держала на коленях «Черного ягненка и серого сокола», но никак не могла сосредоточиться. Время на решение, съезжаться или нет, было уже на исходе. Кошмары все никак не отпускали, и я отталкивала Брайана, хотя в такие моменты нуждалась в нем больше всего.

– Как думаешь, пара должна навеки оставаться вместе? – спросила я.

Брайан посмотрел на меня и настороженно улыбнулся.

– Ты что, опять у кассы женские журналы читала?

Я метнула на него сердитый взгляд, и он промямлил: «Прости».

– Кто-то так и живет, – сказал он. – Мои родители со свадьбы вместе. И твои. В смысле, которые из Гарденвилла…

– Я понимаю, о чем ты.

– Так с чего ты всполошилась? У Ребекки Уэст что-то не ладится?

– Ничего я не всполошилась, – резко ответила я, тем самым доказав обратное. – Просто на следующей неделе надо уже оплатить общежитие. Не знаю, что мне делать.

Брайан захлопнул книгу и подсел поближе ко мне.

– Есть у меня одна мысль.

– Все не так просто.

– Ну снятся тебе кошмары. Будем что-то с этим делать. Может, даже отпустит. Тебя это правда так сильно волнует?

– Волноваться вообще не логично. Никто не решает вдруг осознанно психануть.

– Слушай, у тебя сейчас полно забот. Ты совсем не спишь, а сессия уже на носу. Я все понимаю. Но нельзя же из-за каких-то кошмаров – и всего вот этого – взять и поставить жизнь на паузу.

– Ну да, конечно. Я же все преувеличиваю.

С моей стороны это было нечестно, я знала, но остановиться уже не могла. Мне так надоело сохранять спокойствие перед лицом всех этих огорчений, склок и сумбура. Мне хотелось вывести Брайана на эмоции.

– Может, вообще истерику закатила. Такая вот я истеричка.

– Стой, Ана, я такого не…

– Я знаю. Можешь и не говорить – я же вижу.

Брайан бросил палочки в картонную коробочку с лапшой и встал.

– Знаешь что? Как скажешь. Сколько ни пытаюсь, ты постоянно уходишь в отказ – у меня уже никакого терпения не хватает.

– Мне кажется, нам надо побыть порознь.

Увидев, как он изменился в лице, я тут же пожалела о своих словах.

– Может, просто возьмем перерыв, а потом, через пару недель, все обсудим.

Брайан ничего не ответил.

– Брайан, прости. Правда.

– Ладно. Можешь тогда… – Он кивнул на дверь.

Я вышла из комнаты Брайана и прошла по четырнадцатой улице до самого Гудзона. В водостоке валялась бесхозная ручка, и я тревожно на нее покосилась. Много лет я и не вспоминала о бомбах, замаскированных под всякий хлам, а теперь, глядя на чей-то мусор, даже ждала, что он в любой момент взорвется. Про себя я проклинала Шэрон и ООН, ведь это они разбередили старые раны. По идее, выступление с рассказом о прошлом должно было облегчить мне жизнь, но стало только хуже. А теперь еще и с Брайаном ужасно обошлась и потеряла его.

– Да что с тобой такое?! – крикнула я.

Я дернула кулон, подаренный Брайаном, но цепочка оказалась крепкая и больно впилась в кожу. Расстегнув замочек, я сняла кулон и сжала его в кулаке. Темная река золотилась огнями Манхэттена и Джерси-Сити. Я подумала, не кинуть ли кулон прямо в реку. Если бы я умерла в том лесу, так хотя бы вместе с семьей и знать не знала бы такого глубокого одиночества. Но ведь у меня была Рахела. Я сунула кулон в карман пальто. Не зная, что мне делать дальше, я набрала матери.

Лора ответила заспанным голосом:

– Что такое?

– Блин, прости. На время не смотрю. Разбудила?

– Нет-нет, все в порядке. Что случилось?

– Не знаю. – Голос у меня задрожал.

Лора шептала в трубку ободряющие слова, и я не стала ее прерывать, но знала: ей меня не утешить.

– Я думаю, мне хочется съездить домой.

– Давай я за тобой подъеду?

– Нет. Я про Хорватию.

– Что?

– Просто съезжу на лето.

– Мне кажется, не стоит, милая. Там же опасно.

– Война уже сто лет как кончилась.

– А с Косово всего два года прошло.

– И что мне теперь, всю жизнь скрываться в Гарденвилле?

– Но такая поездка – думаешь, стоит бередить старые раны?

– Бередить? – Я чуть не рассмеялась.

– Я просто не хочу, чтобы ты снова страдала.

– Я и так страдаю. Задолбало уже, с мертвой точки не сдвинуться. Мне никогда не полегчает. Такими темпами.

– Слушай. Ты сейчас сама не своя. Передохни денек, а потом еще раз обсудим…

– Я не спрашиваю разрешения, – отрезала я. – Просто пришли мне мои паспорта.

Я повесила трубку и до боли в ноге пинала ботинком бордюр.

– Прости, – извинилась я перед рекой.

С воды задувал пронизывающий ветер, и я подняла воротник.