– Он готовится стать президентом Соединённых Штатов Америки, – сквозь необидный, скорее одобрительный смех, выговорила Три.
Между тем Коротышка ничуть не «сдулся», не утратил своей солидности и не обиделся.
Он посмотрел на всех, как на неразумных малышей, и медленно сказал:
– Я верю в американскую демократию. У нас каждый может стать президентом. А Вы знаете что-нибудь о демократии?
Ребята смолкли. Я чувствовала, что они меня, вроде бы как, жалеют. Я сделала важное, почти хмурое лицо, надеясь выглядеть такой же умной, как коротышка.
– А я верю в прямую демократию, а в представительную не очень, – сказала я занудным тоном.
Коротышка посмотрел на меня ещё серьёзнее, с ещё более «учёным» видом.
– А можете объяснить разницу?
– Конечно, могу, но, боюсь, остальным будет скучно. Они же не готовят себя в президенты.
Тут ко мне подбежала группа из трёх мальчиков и попросила помочь с математикой. Мне стало весело: как гордилась бы мной наша школьная учительница математики, которая любила задавать нам по сто задач на каникулы, если бы узнала, что её троечники так блестяще преподают математику в американских школах!
Задачки мы решили быстро, и ребята стали просить меня почитать книгу. Как большинство книг из школьных библиотек, она была о ребёнке, приехавшем из другой страны, и нашедшем новую счастливую родину в США. Довольно скучная и совсем не забавная. Так что после пяти— шести страниц мало кто меня слушал. Да и сама я, к своему стыду, стала зевать.
Потом две девочки, к которым присоединился Коротышка, вызвались написать проверочный диктант. Коротышка писал с особым усердием. Ну… это было понятно. Президентами быть нелегко, надо многому научиться. А уж указы писать правильно – это вообще главная президентская работа.
Между тем, «группа серьёзных и подозрительных» оставалась для меня загадкой. Во-первых, они все сидели, лежали или ползали (натурально ползали между раскинутыми матрасами) в одном углу кампуса, и остальные дети туда не очень-то наведывались поболтать.
Во-вторых, в этом углу, на стене, висел большой плакат с надписью «Street Off Group». Бэджики (значки) с такими же словами, означающими по-русски «вне улицы» или «без улицы» были на груди у каждого из них. Мне становилось всё интереснее, что это за ребята и почему они решили жить без улицы.
Но сами они не проявляли ко мне никакого интереса, и я не знала, как к ним подступиться. Потом решила просто подойти первой и заговорить. Это оказалось делом непростым. Разговаривать со мной они не очень-то хотели.
Тогда стала говорить я. Представилась, рассказала о себе, о том, как трудно мне бывает в чужой стране с чужими правилами жизни. Попросила объяснить мне, иностранке, что это за лозунг такой «вне улицы».
Первой заговорила девочка, с которой можно было бы нарисовать картину «правильность и порядок». Её золотистые волосы были так хорошо и правильно уложены, что вся головка выглядела как гладкий блестящий сказочный домик с двумя башенками по бокам, с тропинкой посередине, с ухоженной, ровно подстриженной чёлкой-лужайкой надо лбом. Лоб выглядел очень серьёзно и напоминал берег с накатывающими на него маленькими волнами. Заволнуются линеечки на лбу, соберутся в гребешки волн, и девочка выглядит строгой и ершистой. В один из таких «приливов» строгости девочка с вызовом сказала:
– Мы все были втянуты в детские уличные банды.
– Ну, допустим, не все, – возразил симпатичный темнокожий парень лет четырнадцати.
– Меня, например, вот уже второй год пытаются в банду «серый кролик» затащить, но ничего у них не получается.
– Эти «гэнги», так мы их называем здесь, в Америке, есть в каждом квартале, в каждом районе. На большой перемене к школьному забору подойти невозможно. Они стоят там, как хищники, и ждут добычу.
Тут заговорила ещё одна девочка, тоже темнокожая и очень странно одетая. На ней было полупрозрачное белое платье, много всяких побрякушек и «феничек», а на ногах тяжёлые армейские ботинки-бутсы, почти до колен, на заклёпках. Тёмные кучерявые волосы были полной противоположностью волосам «золотоголовой»: они вырывались наружу из кос везде и как только могли вырваться. Пара кучерявых пружинок болталась прямо над глазами, другая показывала всем «кукиш» из-за уха, а весело закрученные завитки на шее напоминали весёлые гирлянды стружки в мастерской плотника.
Она заговорила почти шёпотом.
– Мы всех остерегаемся и никому не верим. Мы не знаем, может, даже среди детей в этом кампусе есть гэнг шпионы или вербовщики. Мы ни в ком не уверены. Я, например, попала в банду из-за своей сестры, которая там с 8 лет нехорошими делами занимается. И ей нравится! Она себя такой крутой, такой важной чувствует. Только посмотрю я на неё через несколько лет! Её уже копы (полицейские) два раза арестовывали. А сейчас она в специальной колонии для малолетних преступников. Но и там, банда её в покое не оставляет. Представляете, даже в колонии она их поручения выполняет! Я такой жизни не хочу!