Девочка с самокатом

Эмбер снова везёт: эта дверь заперта лишь на щеколду, так что хватает одного короткого движения, чтобы её открыть. Не раздумывая, Эмбер шагает вперёд. Она щурится от яркого света и подставляет лицо прохладному ветру. Никогда прежде она не забиралась так высоко, и даже на этой, абсолютно плоской крыше, обнесённой низким ограждением, ей всё равно страшно. Железные прутья за долгие годы проржавели и погнулись, кое-где их и вовсе вырвало ветром, так что заграждение – скорее иллюзия, чем настоящая защита. Другое дело, что бояться здесь нечего. Чтобы упасть на ровном месте, нужно ещё постараться, и она абсолютно точно постарается не падать.

Контролируя каждый шаг, Эмбер подходит к краю крыши и замирает в десятке сантиметров от ограждения. Прутья едва доходят ей до колен.

Ладонь козырьком упирается в лоб, защищая глаза от света, и Эмбер медленно рассматривает город с высоты. Здесь есть здания и повыше, с пяти этажей видно не всё, но, пожалуй, на девятый или, ещё хуже, шестнадцатый этаж ей пока не подняться. Хватит и так. Город простирается вдаль, во все стороны, почти до самого горизонта, и, ограничивая его, со всех сторон возвышается тёмная, уродливая стена. Эмбер не видит в ней просветов. Вообще. Как будто выхода нет.

Смутное беспокойство колючим клубком сворачивается у неё в животе, заставляя смотреть ещё и ещё. Эмбер всматривается в каждый кусочек стены, который только может разглядеть, изучает его так внимательно, как только может, изучает ворота – и ничего не находит.

«Что ж, может быть, – думает Эмбер, – ворота можно разглядеть только вблизи. Нужно будет держаться поближе к стене», – делает она мысленную заметку и продолжает смотреть.

Она замечает узкую ленту реки, проходящую по центру города, прямо как пояс. Если судить по выложенным каменными плитами берегам, этой рекой гордились, а ещё когда-то она явно была куда полноводней. Сейчас река больше похожа на мутный ручей, во всяком случае, издалека она совсем не впечатляет, скорее, наоборот.

Через реку тянется полуразрушенный мост, с обоих концов превращающийся в главную улицу мёртвого города – самую длинную и широкую (логично предположить, что она главная, правда?), её под прямым углом пересекают переулки. Параллельно главной идут ещё несколько улиц поменьше, некоторые из них упираются в полукруглые площади вроде той, с которой всё началось, или той, где располагался театр. Эмбер видит театр – и тут же отводит взгляд, смаргивая подступившие слёзы.

Почти все площади в разной степени разрушены, в некоторых местах асфальт вывернут наизнанку, как будто бы город бомбили. Кто знает, думает Эмбер, может быть, и правда бомбили – кто теперь скажет? Сквозь огромные выбоины в асфальте просвечивает тёмное, почти чёрное, кое-где расцвеченное зелёными пятнами выросшей травы, а под одной из площадей Эмбер замечает что-то, похожее на огромную трубу.

Это, наверное, канализационный коллектор, выводивший отходы цивилизации подальше от самой этой цивилизации. В таких, рассказывал ей Хавьер, можно прятаться от торнадо, но, к счастью или несчастью, торнадо – вовсе не та опасность, с которой она сейчас может столкнуться.

Площади расположены в основном по углам города, который отсюда по форме напоминает нечто среднее между прямоугольником и овалом, как будто кто-то взял и скруглил прямые углы, обточил их, сделав более плавными. Безумная помесь прямоугольника и овала – не единственное, на что похож мёртвый город.

Сверху он почти точь-в-точь пирог с ягодами, который Эндрю готовил пару раз: слой теста, а потом начинка из ягод, а потом снова тесто, но только не слой – тоненькие колбаски укладываются крест-накрест, образуя пирог. Только вместо колбасок из теста здесь улицы, а вместо начинки – заброшенные дома и копошащиеся на них тёмные пятна. Зомби.

Эмбер нужна вся её сила воли, чтобы не пытаться разглядеть в них Калани.

Некоторые из мертвецов разрозненно бродят вдалеке – редкое, почти незаметное движение в пустых переулках. Несколько групп бегут куда-то – прочь от Эмбер, на другой конец города.

Гонятся за кем-то?

Она не хочет даже думать, за кем.

Чтобы не смотреть, Эмбер переходит на другую сторону крыши. Ничего нового, всё то же самое, только чуть ближе: убегающие вдаль колбаски улиц, начинка из заброшенных домов, далёкие площади, смутные очертания ворот, через которые они вошли в мёртвый город, совершенно безвыходная стена – и ничего больше.

Ну, то есть не совсем ничего.

Когда Эмбер отводит глаза от горизонта, её внимание привлекает кое-что совсем рядом, буквально в считанных метрах от здания, на крышу которого она забралась. Яркая вспышка. Блик солнца, не более. Солнечный зайчик. Отсвет лучей, собиравшихся осветить плоский серый асфальт, а наткнувшихся на совершенно другое – блестящее, круглое, яркое.

Кислотно-розовый шлем Вика.

А рядом с ним – искорёженный, пополам сложившийся мотоцикл, похожий на смятую фигурку из тёмной бумаги.