Девочка-Царцаха

— Как сам с собой? А Полкан разве не собеседник? Если хотите получить его расположение, немедленно почешите у него за ушами.

— Какой здоровенный пес!—воскликнул учитель.-—Вы, должно быть, очень любите животных?

Ксения кивнула. Лепестки отцветающего терна падали на них, над головами сновали пчелы, и теплый ласковый ветерок чуть-чуть шевелил листья. Учитель глубоко вздохнул:

— Как же здесь хорошо после Салькын-Халуна! А вы загорели, товарищ инструктор.

— Вот и хорошо. Я люблю загар. Вы удивляетесь? Но вы тоже загорели.

— Я—дело обычное, а вот вы... Девушки мажутся стеарином и еще какой-то чертовщиной, чтобы не загореть, а вы говорите любите.

— Вот как? Ну, то девушки, а я не девушка, и мне простительно.

— А кто же вы?

— Я инструктор-саранчист.

— A-а... Я ведь подумал, что вы... замужем...

— Действительно, я неудачно выразилась. Нет, я пока на свободе, без «хомута», как говорит Эрле. Кстати, вы знаете, он женился!

— Слышал... на «туче». Мы с Евтуховой были вместе на курсах, там ее все называли «наша туча» за ее мрачность. Не знаю, может быть, она после замужества будет другой.

— А Клавдия Сергеевна тоже была с вами? Правда, она хорошая?

— Да. Я нынче заезжал к ней. Она собирается осенью в педагогический институт и правильно делает: из нее толк выйдет. А Нимгира вы знаете? Вот он меня сегодня развеселил! Подходит ко мне перед отъездом и говорит: «Скажи, пожалуйста, если русский девочка и русский мальчик кольцо здесь носит, что это будет?» Я говорю ему: «Кольца для украшения носят, чтобы руки нарядные были». «Это я без тебя знаю,— говорит Нимгир,— в таких кольцах всегда глазки бывают стеклянные, а этот кольцо гладкий, стекляшка у него никакой нет». Тогда я догадался, что он про обручальные кольца спрашивает. Объяснил, что означает этот обычай. Тогда он говорит: «А если русский девочка такой кольцо носил-носил, а потом снимал, это что будет?» Ну, тогда, говорю, она, наверное, замуж не хочет идти за того мальчика, который ей это кольцо подарил. Он помолчал и вдруг изрекает: «Зачем же он говорит, что кольцо это не надевает потому, что от него палец болит?» Кто так говорит, спрашиваю, а он спохватился: «Это я так просто, сам себе сказал». И пошел.

— Интересно,— задумчиво сказала Ксения.

Некоторое время они молчали.

— А почему вы все время улыбаетесь? Скажите-ка лучше, как вас зовут,— вдруг сказала Ксения.

—- А вы тоже почему-то все время улыбаетесь... Меня зовут Виктором Антоновичем, а вас?

— Мы познакомились с вами недели две назад, а имен друг друга не узнали. Какая рассеянность!

— Но мы все-таки знакомы.

— Конечно! Меня зовут Ксенией Александровной. Ксения — слово греческое, и означает оно — «странница». Поживу здесь, поработаю и поеду...

— А что вы будете сегодня делать? Не хотите ли пойти в клуб? Там сегодня обещали кинокартину... А послезавтра начинается ярмарка, может быть, пойдете?

— Можно и то и другое, только... не будет ли вам со мной неудобно— у меня нет нарядов, и я загорелая. Не лучше ли вам пригласить беленькую особу и в крепдешиновом платье?

— Я ни с кем не хочу идти, кроме вас, а раньше всегда ходил один или с товарищами.— И Виктор Антонович вдруг густо покраснел.

— Ах, даже так?— Ксения сорвала веточку крапивы.— Благодарю за честь.

— Вы не боитесь обжечься?

— Нет. Если ее схватишь сразу, она не успевает обжечь. Вот посмотрите!—и она сорвала еще одну веточку.

— Так вы пойдете в кино?

— Пойду. Заходите за мной. Знаете флигель около почты?— Она взглянула на часы.— Надо идти на питомник. Ох, как не хочется вставать! Пойдем, Полкан. На прощанье дарю вам.— И она бросила на колени учителя веточку крапивы и скрылась за деревьями.

Виктор Антонович продолжал сидеть под терном. Он повертел крапиву и, вынув записную книжечку, заложил подарок Ксении, осторожно расправив кусачие листики.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Наконец Ксения поймала председателя улусного исполкома.

— Как? Вы до сих пор не получили мякину? Безобразие! Я же при вас сказал Арашиеву, что разрешаю... А ну-ка, давайте его сюда... Ты что же это, Обуши, крутишь? Без бумажек жить не можешь? И где ты этому научился? На курсах, что ли? Вот тебе резолюция! Успокойся!

— Теперь напишите вы.— Ксения протянула заявление Арашиеву.

Тот часто-часто замигал.

— Хватит одной резолюции председателя.

Председатель сверкнул на него глазами.

— Давай, давай, пиши!

— Вот так раз!—воскликнул Эрле, прочитав заявление с двумя резолюциями.— Нет! Вы только обратите внимание! Ну, председатель, понятно — решает вопрос принципиально, у него тысяча дел, ему простительно написать одно слово — «отпустить»... Ну, а Арашиев? Полюбуйтесь! Он не возражает! А сколько отпустить? Один амбар или полтора? Нет, меня не проведешь! Оставьте бумажку у меня. Завтра или послезавтра я сам к нему схожу...

— Вольдемар Вольдемарович!— взмолилась Ксения.— Я на эту противную мякину уже восемь суток потратила.

— Ничего, ничего, крепитесь!.. Все хорошие дела делаются медленно,— невозмутимо ответил Эрле.

Вопрос о мякине был улажен к середине мая.