Девочка-Царцаха

— Саранча будет лететь только в конце лета. И совсем не обязательно ей садиться именно на ваши посевы. Она может пролететь мимо, а если вздумает сесть, можно ее спугнуть. А что вы скажете, если в недалеком будущем она придет на ваши посевы пешком? Это будет обязательно. Ведь вы и сами знаете, что на целине, рядом с вашими лугами, двадцать зараженных гектаров.

— Ну, для наших посевов я дам,— перебил Ксению Эрле,— а остальные как хотят... Какое мне дело?

— Но сонринговская саранча тоже обязательно придет к вам...

Эрле долго раздумывал и сказал:

— Про мякину поговорите с Арашиевым. Если разрешит, я отдам хоть всю.

— Что вы! Как можно!—воскликнул Арашиев.— Двадцать килограммов на гектар! Это очень много! Может быть, можно обойтись и десятью? Сейчас ведь режим экономии. Вот по десяти я согласен. Договорились?

— Дайте ей мякины столько, сколько она просит,— сказал председатель Арашиеву, когда Ксения пришла к нему за помощью.— Или вы думаете, что саранчу интересует режим экономии?

Арашиев вернулся в свой кабинет, долго думал, тяжело вздыхал и наконец сказал:

— Передайте Эрле, что я разрешаю.

Но когда Ксения пришла обратно к Эрле, тот ответил:

— Пусть напишет. Я словам не верю.

Ксения снова пошла к Арашиеву.

— Но ведь председатель не написал, а сказал. Когда он напишет, напишу и я.

Ксения бросилась к Очирову, но он уехал в командировку на пять дней.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Букварь и тетрадку Паша Бондарева прятала подальше на печку и каждое утро, выждав, когда мать уйдет на работу, готовила очередной урок. Потом, выполнив свои обязанности по дому, спешила на крыльцо, чтобы не пропустить выход Ксении и принести ей ковш студеной воды для умывания. В первые дни Ксения уходила на экскурсии одна, и Паша только издали смотрела на огромный белый сачок, так красиво колыхавшийся на ветру, и на банки-склянки, в которых Ксения приносила всякие интересные вещи.

— Что ты все сидишь? Хочешь, пойдем вместе? Только спроси у мамы,— сказала как-то Ксения.

Конечно, Паша хотела! И, конечно, мама разрешила! Почему же не отпустить дочку под присмотром взрослого человека? Отпустила она ее и во второй раз, и в третий... Паша поправилась и порозовела, стала общительнее, и голос у нее сделался громче, и глаза смотрели весело. Это заметил даже Прокофий, который, возвращаясь к обеду, иной раз не заставал Пашу дома.

— Наверное, у Ксении Александровны,— объясняла жена,— а, может, и в степь с ней пошла.

Это не особенно нравилось Прокофию: он привык, чтобы дочка подавала ему воду для мытья и рушник.

— Ровно подменили тебя. Больно шустра стала, и в избе тебя не найдешь. Что ты там делаешь у этой агрономши?—спросил он однажды за обедом.

— В степи гуляем, бабочек и жучков разных ловим, а после их на матрасике раскладываем...

— Это кто же ловит, агрономша аль ты?

— Вместе.

— И за что только людям деньги платят!— возмутился Прокофий.— Ну, хорошо, ты ей жучков, а она тебе что?

Паша испуганно покосилась на мать.

— Не замай ребенка! Гуляет дите, и слава богу, что есть с кем. Небось насиделась в избе, ровно старуха. У меня хоть душа спокойна.

Иногда заходила Маша и к Ксении.

— Не докучает вам моя дочка, Ксения Александровна? Гоните ее, если что...

— Да что вы! Пускай ходит, мне с ней веселей.

К великому удивлению Паши, Ксения очень скоро приручила

Полкана, собственноручно выбрала из его шерсти целую кучу репейников, расчесала его космы и выпросила у Маши разрешение брать его в степь. Паша гордо шла через село с сачком, и все ребята смотрели на нее с почтением. Еще бы! Кто из них отказался бы от такой красивой сетки? Ксения шла сзади со своей неизменной сумкой, держа Полкана за ошейник. А когда выходили в степь, она отпускала его, а Паша бежала, раздувая сачок по ветру, и кричала:

— А вот сегодня вы меня ни за что не догоните!

Но Ксения Александровна обязательно ее догоняла, при этом Полкан прыгал, хватал обеих за руки и старался каждой лизнуть лицо. Разве это не весело?

Но пуще всего любила Паша смотреть в стеклышко на всяких букашек. Такое чудесное это стеклышко! Поглядишь через него, и букашка сразу становится большой и глазастой! И зубы у нее, и губы, а носа нет, вместо носа — усы! Видно, как дышат букашки, и червяки косматые тоже дышат!

Глядя на эту дружбу, Елена Васильевна порой удивлялась: «Что общего может быть у взрослой девушки с Пашей?»

Но сама стала замечать, что «маленькая бука», завидев ее, уже не пряталась, как бывало, а мило улыбалась и тихонько говорила: «Здравствуйте».