– Да, – испуганно ответил я, подумав, что натворил нечто такое, о чем узнали все телеканалы страны.
– Гордей – твой брат? – Задавая вопрос, женщина подносила микрофон к своему лицу, а потом снова к моему носу.
– Да, – буркнул я, отшатываясь от микрофона.
Ее голос неожиданно стал приторно-ласковым:
– Скажи, пожалуйста, он накануне не говорил тебе о своих намерениях? В смысле о том, что хочет убить себя.
– Я знаю, что такое «намерения», – хмуро ответил я.
– Извини. – Она натянуто улыбнулась. – Так что, он ничего такого тебе не говорил?
– Нет. – Я снова попятился, понимая, что происходит что-то странное.
– У вас были хорошие отношения? – не унималась женщина.
Я развернулся и начал уходить, сначала быстрым шагом, потом побежал. Только в подъезде до меня дошло, как это будет ужасно смотреться со стороны. Эта дура растолкует мой побег по-своему: мол, бедная девочка не выдержала вопроса об отношениях с братом.
На самом же деле мне был непонятен такой интерес к истории с Гордеем от крупных телеканалов. Инцидент с этой женщиной был похож на журналистскую охоту за участниками событий, какую показывают обычно в американских фильмах.
Вернувшись домой, я первым делом включил телевизор и стал дожидаться выпуска новостей, который начинался в три часа дня. Родителей дома не было – обычно в это время они оба были в церкви, но после услышанного в новостях я в этом засомневался.
Сначала ведущая бегло огласила весь список событий, о которых пойдет речь в выпуске, и последним было:
«В Миротворске прошли похороны шестнадцатилетнего подростка, повесившегося в храме Архангела Михаила. Что известно об этой трагедии на сегодняшний день?».
Мне пришлось полчаса ждать, пока пройдут новости про фестиваль хлеба в Москве, падение курса рубля и действия президента Америки, который, как обычно, не прав. Потом заговорили про Гордея. Имени его, правда, не озвучивали, но я понимал, что речь идет о нем.
Мужской голос за кадром пафосно вещал:
– Первого сентября, в традиционный для всех школьников и учителей праздник, в Миротворске прогремела трагедия: на колокольне храма Архангела Михаила было обнаружено тело подростка. Официальная версия произошедшего – добровольный уход из жизни. Следов борьбы и насилия на теле не найдено, но одноклассники и учителя в один голос твердят: это так на него не похоже.
Дальше показали интервью нашей директрисы – сухая и прямая как спичка, она стояла с черным платком на голове и с немигающим взглядом сообщала, что Гордей был очень хорошим мальчиком, может быть, иногда непослушным, но в общем-то никто и подумать не мог, что он на такое способен.
Затем репортаж продолжился:
– О подростке известно немного: учился в православной гимназии на четверки и пятерки, особых проблем с ним не было, с одноклассниками был в хороших отношениях, рос в семье священника. Остается неясным, почему благополучный подросток решил уйти из жизни. Как итог: храм Архангела Михаила должен быть закрыт, пока не будет проведен обряд переосвящения.
На экране возникло лицо настоятеля храма – полного пожилого мужчины с реденькой бородой. Трубным голосом он говорил:
– После совершенного в храме самоубиения храм считается оскверненным. По правилам, он должен быть закрыт. Сейчас там проводится доследственная проверка, а потом будет проведен обряд переосвящения.
Далее вновь последовал голос за кадром:
– Таким образом, на данный момент в Миротворске остается всего два действующих храма: на территории православной гимназии и на Александровском кладбище. Прихожане жалуются, что обе церкви не так удобны для регулярного посещения.
Дальше давали интервью какие-то бабушки, которые рассказывали, почему им неудобно добираться до других церквей, и я выключил телевизор.
Натянув одежду Гордея, я вытащил его велик с балкона; голос отца в моей голове назидательно ворчал, что пользоваться вещами умерших – плохая примета. Я игнорировал этот странный сплав христианско-языческих бредней и уже катил на велике к храму Архангела Михаила.
Он был не просто закрыт, а огорожен красно-желтой лентой – за этой лентой крутились двое полицейских и несколько репортеров. Опасаясь, что журналисты могут снова со мной заговорить, я не стал задерживаться и поехал дальше.
В тот момент поступок Гордея открылся мне под другим углом: репутация отца как священника теперь испорчена. Возьмут ли его служить в другое место после того, что случилось? Теперь горожане будут ходить мимо и знать: храм закрыт, потому что в нем повесился сын священника. Гордей превратится в городскую легенду, в байку, которую будут рассказывать случайным приезжим. Наверное, эта история начнет обрастать выдуманными деталями, но ее основа останется неизменной. Даже когда не будет в живых ни родителей, ни меня, ни других свидетелей этих событий, уже совсем другие люди, люди двадцать второго века, будут ходить в этот храм и рассказывать легенду о Гордее.