После того случая, дядя Вова несколько раз подходил к Олесе во дворе, пытался продекламировать новое творение, но она трусливо удирала. Иногда по вечерам с верхнего этажа доносился утробный вой, в котором чувствовалась некая ритмичность. Отчаявшись найти родственную душу, непризнанный гений выходил в подъезд и горланил песни на собственные стихи. Соседи облаивали поэта, но на всякий случай дверей не открывали. И только однажды Олеся слышала, как кто-то отчаянно матерясь, гонит дядю Володю вниз, и вроде бы даже чем-то колотит. Сосед хрипло кричал от боли и страха, звал на помощь, но Олеся побоялась выйти. Судя по тому, что не хлопнула ни одна дверь — не она одна.
Подумать только, еще пару месяцев назад новая работа казалась ей чем-то пугающим и отвратительным. По сравнению с московскими жутиками, которые подстерегали прохожих на каждом углу, это были просто мультики! Нет, нет, скорее бы вон отсюда, найти квартиру поприличнее, без алкашей и сумасшедших.
Самое любопытное, что она теперь могла себе это позволить, но все медлила, тянула, потому что после стольких запретов, жесткой экономии, дешевых тряпок с рынка, Олеся вдруг ощутила, что за неделю зарабатывает столько, сколько не видели ее родители за полгода.
Лихие деньги упали прямо с неба и она, не задумываясь, бросилась тратить их. Купила кучу вещей, поскольку неумолимая осень заставляла основательно утепляться, приобрела дорогой мобильный (куда без него?), оставила огромную сумму в ювелирном, не задумываясь, заказывала в ресторанах самые дорогие блюда, купила шикарный телевизор и стереосистему…
А потом деньги кончились.
Олеся с изумлением обнаружила, что промотала за неделю три тысячи долларов, и это открытие повергло ее в шок. Усевшись перед новым телевизором, где кривлялась бесталанная актрисулька, изображая роковую соблазнительницу, Олеся разложила на коленях жалкую кучку оставшегося гонорара и вздохнула.
Новый мобильный затрясся, прыгая по столу. Она посмотрела на номер, изобразила на лице улыбку и проворковала:
— Привет, Андрей… Конечно интересует. Да, я совершенно свободна.
Тогда, два месяца назад, согласившись на кастинг, Олеся думала: сейчас набежит целая банда, поимеют и выбросят вон, истерзанную, избитую, и вполне возможно ограбленную, хотя взять особо нечего: колечко серебряное да сережки. Воображение рисовало пятерых (а, может, даже и шестерых) бородатых мужиков, с внушительными животами, покрытыми черными курчавыми волосами. Представив их мощные руки с толстыми пальцами, Олеся вздрогнула и открыла рот, чтобы отказаться, но все же промолчала.
— Есть у нас кто-нибудь? — крикнул Андрей куда-то в заднюю комнату. — Катька! Катька!
— Чего? — рявкнули оттуда.
— Ничего. Кто из мужиков есть?
— Федюня! Позвать?
— Зови! — Андрей вытер пот со лба и, повернувшись к Олесе, добавил: — А ты вон туда проходи. Я кастинг сам проведу.
«Ну, разумеется, — зло подумала Олеся. — Куда без этого побитого молью хорька!»
Тем не менее, в студию она прошла, на подгибающихся ножках, но, все-таки добровольно.
Внутри не было ничего интересного. Студия была стилизована под спальню, с кроватью, застланную простынями сомнительной свежести, на которых лежали плоские подушки. На тумбочке валялись несколько фаллоимитаторов, длинная лента презервативов, флакон с лубрикантом и стопочка истрепанных журналов с голыми девицами на обложке. Напротив кровати висело зеркало во всю стену. В углу притулилась полусдутая резиновая женщина, еле держащая задранные кверху сморщенные руки. Плоская мордаха, с открытым в немом вопле ртом, выглядела убогой. Напротив кровати стояло два прожектора, камера на треноге, опутанная проводами, тянущимися к розеткам. У дверей находился небольшой столик, на котором стоял ноутбук.
Сколько народу побывало в этой комнате? Сколько из них лежали в кровати, и что на ней вытворяли?
Олеся втянула ноздрями воздух, надеясь почуять впитавшийся в мебель аромат похоти, но в студии пахло пластиком, нагретым приборами, химическими ароматизаторами и резиной. Она не решилась присесть на кровать, а единственный стул у письменного стола был завален кассетами, потому она осталась стоять, вцепившись в сумочку, как в спасательный круг. Когда в студию вошел Андрей, вооруженный здоровенным фотоаппаратом, Олеся вздрогнула, а он спокойно улыбнулся.
— Да не бойся ты. Ничего с тобой не произойдет страшного. Давай, пока Федюня готовится, мы с тобой сделаем несколько снимков. Вон туда к стеночке стань.
Она послушно отошла к стене, стиснула зубы и убрала руки за спину.
— Олеся, мы сейчас будем изображать, раскованность, о’кей? — мягко произнес Андрей. — Улыбаемся, позируем красиво, как умеем, ладно? Чего ты зажалась? А потом Федюня придет, и мы попробуем разок.
— Что значит — попробуем? — просипела Олеся. Андрей закатил глаза.
— Это значит ты и Федюня займетесь сексом. Мы чуть позже обговорим, как именно, хорошо? А пока давай, позируй.
— А он кто? — дрожащим голосом спросила она. — Ну… Федюня.
— Федюня — наш актер. Пять лет в бизнесе. Матерый человечище, тебе понравится. Сейчас он приготовится, и придет.