Итана не было ни в саду, ни у стойки портье. Я вызвала такси к площади и пошла туда, вверх по тихим темным улицам. Несколько заблудившихся гостей сидели, съежившись, у подворотен. Какая-то девушка, спотыкаясь, прошла мимо меня по направлению к гостинице. Ставни на окнах были прикрыты, но сквозь некоторые из них виднелись телевизионные экраны и лица смотревших в них людей. Выйдя на ветер, я застегнула пиджак. Через неделю сюда перестанут летать самолеты – наступит конец сезона.
На площади я обнаружила Итана, он стоял у дверей церкви. Смотрел на центральный проход, держа в руке бокал с янтарной жидкостью. Я поднялась на несколько ступенек, чтобы встать вровень с ним. С порога было видно, как в глубине церкви, томящиеся в темноте, поблескивают иконы.
– Ана ищет тебя, – сказала я.
– Лекс, мы ведь с тобой сегодня и словом не перекинулись.
– Говорят, на собственной свадьбе так всегда и бывает.
– Большую часть этой свадьбы я бы лучше проболтал с тобой.
Порыв ветра ударил меж дверей, ворвался внутрь, там что-то упало.
– Я уже ухожу. Просто подошла попрощаться.
Итан положил руки мне на плечи. Казалось, он подыскивает для меня какие-то слова – очень правильные, – но они все время ускользают от него.
– Еще раз прими мои поздравления! Я возвращаюсь в Нью-Йорк. Так что увидимся мы, я думаю, теперь нескоро.
Я накрыла ладонями его руки и сняла их со своих плеч.
– Смотри не профукай все, – бросила я на прощение.
Оливия ждала меня, как и обещала. Она читала на веранде, сидя на белом пластиковом стуле, закинув ноги на столик. Мотыльки кружились на свету прямо у нее над волосами. На столике стояли бокал с багровыми разводами внутри и пустая бутылка из-под красного вина.
– Я намеревалась тебе оставить, но ты пришла позже, чем я предполагала.
Я подтащила стул, рухнула в него и пристроила ноги, рядом с ее ногами.
– Ну как? – спросила она, потянулась ко мне, и я позволила взять себя за руку.
– Нормально.
– Вкусная еда? Хорошее вино?
– Да.
– Если хочешь, можно поговорить об этом как-нибудь потом.
– Да, пожалуй.
Она взяла свою книгу и продолжила читать, а через минуту вернула ее на столик и посмотрела на меня поверх бокала.
– Обо всем?
– Да. Обо всем, – ответила я.
Утром я проснулась в холоде и недоумении, скрючившись на матрасе, который мы вытащили на веранду. Типа чтобы проснуться, глядя на океан. Тогда идея показалась отличной.
Я слышала, как тарахтит двигатель автомобиля. Чемодан Оливии стоял у двери. Она с круглыми глазами и полными руками вещей, которые еще предстояло упаковать, осторожно спускалась по лестнице.
– Это нечестно, – сказала она, увидев меня. – Нам стоило остаться здесь еще на день.
– Или еще на год.
Мы говорили шепотом, как обычно разговаривают по утрам. Она запихнула в чемодан оставшиеся вещи, с трудом застегнула молнию, усмехнулась и сказала:
– Вот черт.
Обхватив меня руками, Оливия поцеловала меня в волосы, затем в руке у нее оказался чемодан, и она вышла в утро.
Мой рейс был после полудня, и дел почти никаких не осталось. Я убрала свой розовый костюм и прошлась по комнатам, собирая разные восхитительные безделушки. Старинное каменное пресс-папье на прикроватной тумбочке. Модель гребной лодки, раскрашенную вручную в те же цвета, что и настоящая лодка в бухте. Вчера мы открыли все окна, и плеск волн теперь пронизывал дом.
В первый раз за все эти недели я осталась одна. Стоя под душем, думала о Нью-Йорке. О праздничном ужине, который устроит «ХромоКлик»; о том, что мне надеть, учитывая, что Джейк будет сидеть напротив. Я думала о новом психотерапевте и обо всей той работе, которую нам предстоит проделать. Я знала: доктор Кэй намерена помогать мне и рассчитывает, что и сама я буду себе помогать. Мы договорились побеседовать снова, как только я прилечу. Я еще не выписана. Так она выразилась.
Мы стояли у кафе за несколько дней до моего отъезда, и она искала в сумочке визитку для меня, хотя все ее данные и контакты у меня уже имелись. Давным-давно, еще с тех пор.
– А что, если это займет целую вечность? – спросила я.
– Значит, – ответила она, – займет.
Когда доктор Кэй выпрямилась и посмотрела на меня, в ее глазах полыхнуло чувство, которое она испытывала всегда. И сейчас оно казалось таким же неистовым, как в самый первый раз. Гордость.
Я оделась в белое, отнесла чемодан в машину и, выйдя из дома в сад, спустилась вниз. Бриз раскачивал ветви деревьев, и они подергивались, как человек во сне.
Яхта из бухты уже ушла, и ничем не потревоженное море плескалось в солнечном свете, полупрозрачное над галечным дном и густо-ярко-синее дальше. Послеполуденное пение цикад.
Последние минутки.
«Буду приезжать сюда, – подумала я, – сбегать от городской тоски».
Я приставила к глазам ладошку козырьком.
Какая-то девушка шла по пляжу. Она решительно направлялась к воде. Сухожилия, мышцы, кости – все в движении. Нагретая солнцем кожа.
Я прошла сквозь деревья, спустилась в бухту. Опавшие сосновые иголки втыкались мне в стопы. Я понимала, что спешка ни к чему.
Она дождется меня. Я точно знаю, как именно она мне улыбнется.