Девушка А

Потом я начала звать Эви. От того, что ее не оказалось в комнате, у меня случился шок. В семье у каждого есть союзник, а я своего потеряла. После всего того, что я сделала, я осталась одна, пристыженная, со старыми родителями и в дешевом платье. Я звала ее, как в самые первые дни в больнице – будто она стояла под окнами. Далила вцепилась в няню, Итан вцепился в стол. В последующие ночи до них дошло: я звала ее так, как зовут того, кого ждут – и кто правда может прийти.

* * *

Очередь из машин поднималась до самой церкви. Вдоль дороги стояли указатели с надписями типа: «До свадьбы две мили!», «До праздника одна миля!», и Оливия, обернувшись ко мне с каменным лицом, спросила, уверена ли я, что мы на правильном пути.

Мы встроились в процессию, встав между «бугатти» и покрытым дорожной пылью такси, которые медленно ползли по направлению к площади.

На пути от дороги до церкви установили цветочные арки, мостовую выстелили пурпурной дорожкой. Я разглядывала яркие, нарядные стайки гостей, фотографирующих друг друга. Ни одного знакомого, как я и предполагала.

– Я тебя дождусь, – сказала Оливия, и я поспешила выбраться из машины, чтобы не передумать.

Я долго размышляла над тем, как лучше приветствовать Итана. В церкви света было меньше. Я заметила брата прямо с порога. Он стоял в тени – в смокинге, такой искренний, а жаждущие его внимания гости выстроились в очередь. С виду совсем не нервничал. Человек, с которым он разговаривал, кивал, смеялся и снова кивал. Я прошла мимо них, скользнула на свободную скамью и приготовила добросердечную улыбку. Господь с иконостаса взирал на меня недоверчиво, как бы спрашивая: «Да неужели?»

Мы с доктором Кэй беседовали о религии иногда.

– Что ты чувствуешь? – спрашивала она.

Этот же вопрос она задавала по отношению к чему угодно.

– К кому?

– К Богу, например.

– Скептицизм.

– Не злость?

– А какой в ней толк?

Мы помолчали.

– Он ни в чем не виноват. Так ведь?

– Ну, ответ будет зависеть от того, кого ты спрашиваешь.

– Нет, не будет.

Двери церкви закрылись. Итан занял свое место, встав в конце прохода, один. Священник стоял наготове.

Я сложила руки. Подумала: «Все хорошо». И моя обычная молитва: «Я не виню тебя».

В тишине, перед тем как священник заговорил, я подняла глаза. Поверх склоненных голов и шляп – Итан смотрел на меня.

Конфетти разлетелись, и мы все толпой высыпали на улицы, чтобы пойти в гостиницу. Провода над нами переплетались с ветками плюща. Незнакомые люди махали, стоя на хлипких балкончиках. Солнце вспыхивало между домами, тени начали удлиняться.

Я нашла Далилу в саду отеля. Территорию поделили на зоны: сначала терраса, где стояли накрытые к ужину столы, затем бассейн и рядом с ним несколько пляжных кроватей с балдахинами; бордюр из дерна спускался до самой городской стены. Далила сидела на краешке бордюра со стаканом воды и сигаретой в руках, одетая в черное платье, открывающее ямочки Венеры на спине.

– Красивая церемония, правда? – сказала она.

– Я была тронута, – ответила я и села рядом с ней.

– Знаешь, я подумала: может, они и вправду женились по любви.

– А почему же еще?

– Да мало ли почему. Как ты думаешь, это у них надолго?

– До тех пор, пока это выгодно Итану, я считаю, – ответила я. – Ты не знаешь, где у них напитки?

– Спрятаны в комнате рядом с туалетами. Принеси и мне, ладно?

По пути туда я прошла мимо Пэгги и Тони Грэйнджеров. Они сидели в тени за столиком с солнцезащитной ширмой, с ними были их сыновья – неизвестно, кто из них кто. Пэгги обмахивалась бланком заказа услуг. Я заподозрила, что Итан пригласил их не для того, чтобы пообщаться, – не такими уж важными персонами он их считал, – а стремясь продемонстрировать все великолепие своей нынешней жизни. Пэгги посмотрела на меня, когда я проходила мимо. Я нарочно улыбнулась ей, и она отвела взгляд. Взяв четыре бокала шампанского, я вернулась к Далиле.

– А ты видела, что тетя Пэгги здесь? – спросила я.

Далила только закатила глаза.

– Ты не читала ее книгу?

– Ох, Лекс, ты же знаешь, я не читатель. Но если бы вдруг решила им стать, эта точно не стала бы книгой, с которой бы я начала.

– Она сделала все возможное, чтобы спасти нас, – сообщила я.

Далила рассмеялась:

– Ну-ну. Черт меня подери.

– Как Гэбриел?

– Пока еще не убил себя.

– И то хорошо.

– Да. Это уж точно.

Она поставила бокал на дерн – шампанское накренилось и встало вровень с краем – и посмотрела поверх городской стены.

– Ты, должно быть, думала об этом? – спросила она.

– Постоянно.

– Знаешь… я столько времени потратила – всю Библию пересмотрела, – искала, чтобы хоть где-нибудь было написано, что делать этого категорически нельзя. Хоть что-то, на что он мог бы опереться. Думаешь, я смогла найти? Ни черта!

Какое-то время мы пили молча.

– Далила?

– Да?

– Я вижу, как много ты делаешь для Гэйба…прости за мою фразу… Ту, которую я бросила в нашу последнюю семейную встречу. Это просто отвратительные слова.

– Надо признать, это было драматично. Но ты никогда меня особо не любила, Лекс. И необязательно начинать делать это сейчас.

Напиток у меня уже закончился, и я просто молча ждала.