– А что говорит доктор Кэй? – спросил он.
Все то же доверие между ними, выкованное в больничных коридорах, в комнатах без окон.
– Ее это не беспокоит, – сказала я.
– Ну, тогда… – Родители смотрели в свои тарелки, как будто до сих пор ждали добавки.
– Если хотите знать – я еду не одна.
Мы с Оливией вылетали ранним утром, в середине недели. Мы вяло слонялись по аэропорту между магазинами WHSmith и Boots и, скучая, таращили глаза на вещи, которые так и не купили. Примеряли темные очки. Замаскировать мой возраст в этот утренний час оказалось не под силу ни одним.
– Шампанское?
– Непременно.
Мы зашли в один из этих неприятных белых баров, какие обычно располагаются посреди зала вылета. Несколько давно почивших лобстеров томились на льду.
– Ты видела, что у Джей Пи родился ребенок? – спросила я.
В ленте мне попалась фотография Джей Пи с белым свертком на руках. Мама и малыш чувствовали себя хорошо. Они назвали ребенка Аттикус – увидев это, я, даже будучи наедине с собой, закатила глаза.
– Мне кажется, мило, – сказала Оливия.
– Надеюсь, он будет сложным ребенком. Нормальным – ничего такого, но просто сложным.
– Яростным, – подхватила Оливия.
– Чертовски пылким, если уж честно, – заключила я.
Оливия фыркнула в свой бокал для шампанского и коснулась моей руки.
Оливия учила меня не жалеть на себя денег, и, прилетев на остров, я взяла в аэропорту двухместный кабриолет. Все оказалось точно так, как я и представляла в детстве. Стоило нажать кнопочку – крыша убиралась. Увидев машину, Оливия расхохоталась и смеялась всю дорогу, хватаясь то за очки, то за сумочку, то за волосы.
Выложенные галькой ступеньки вели к розовой вилле. Веранда, ставни и гекконы, пробегающие по стенам. Вдалеке маячила гора. Сад, затененный толстым фиговым деревом, сужался, уходя в заросли сосен и диких цветов. Внизу виднелись бухточка и океан. Мы побросали чемоданы на веранде и спустились на пляж; никто из нас не решался заговорить – тишина была абсолютной. Невольно думалось, что нас кто-то слушает. Временная пристань болталась в приливных волнах. Ее доски были скользкими и растрескавшимися. В тени бухты валялась простая лодка, перевернутая вверх дном и без весел. Обычные предметы в таком уединенном месте казались чем-то или волшебным, или проклятым. Оливия уселась на гальку, сняла туфли, носки, а затем и джинсы.
– Ну неужели мы будем чего-то ждать, когда здесь так хорошо?
Держась за руки, мы добрели до моря и ступили на отмель. Алебастровые ноги под водой. Стайки полупрозрачных рыбок, обтекаемых, как волнорезы, вились между нами.
В эту первую ночь в чужой постели с непривычными подушками я получила электронное письмо от Билла. Он писал: «Они согласились профинансировать проект».
Несколько долгих мгновений я лежала и перечитывала письмо вновь и вновь. Ликующее биение моего сердца казалось слишком громким для этой комнаты. Оливия уже спала, а больше об этом поговорить мне было не с кем. Я бесшумно спустилась в кухню, налила себе бокал вина и вышла с ним на веранду. Теплая серебристая ночь. Ни к кому конкретно не обращаясь, я подняла бокал. Вскоре на Мур Вудс-роуд, одиннадцать, появится строительный забор, и за ним дом начнет меняться.
Комнаты его заполнятся рабочими с флягами и электроинструментами. Они осушат полы и сад. Разберут второй этаж, ослабят нагрузку на старые стены и пробьют их. Они будут острить, отпускать шуточки насчет того, чем заполнен сад, но только в дневное время. Будет приезжать Кристофер, одетый в кашемир со светоотражающими элементами. Строительный мусор никого не заинтересует, и даже самого маленького обломка никто не захочет взять.
К Новому году они закончат штукатурить стены и оставят дом просыхать. Вставят окна, повесят светильники, прикрутят розетки и выключатели. Навесят двери и обставят комнаты. И в самом конце займутся дизайном. На стене библиотеки местный художник изобразит мальчика и девочку в натуральную величину. Держась за руки, они будут шагать вприпрыжку так, что покажется, будто вот-вот сойдут со стены. Мальчик – лет семи – восьми, девочка – уже подросток – оба того возраста, какого им не суждено было достичь. И они понимающе улыбаются друг другу.
Три дня мы жили в непрерывном празднике. Неспешно, без всяких планов, все время что-то выпивая. Я бегала по утрам, когда солнечный свет бывал еще холоден и свеж. Перед обедом мы плавали. Оливия уплывала кролем за пределы бухты, в открытое море – в такую даль, где среди воды и солнечного света ее невозможно было разглядеть. Я останавливалась там, где вода доходила до горла, и неэлегантно барахталась в волнах, слушая свое дыхание и плеск прибоя. Я смотрела на пляж и на скалы над ним. Весь остров усеяли скрытые бухточки и оливковые рощи. Здесь хотелось поверить в мифы. Поверить во что угодно. Я брела обратно к берегу, затем ступала по гальке, и соленая вода стекала с меня.