Это казалось счастьем, таким, которое стараешься приберечь на трудные времена. Я снова стала блондинкой – подумала, что Итан одобрит. Днем мы пили и готовили разные экстравагантные блюда: рыбные, мясные, сырные. Мы просиживали на веранде до поздней ночи – читали или разговаривали. Оливия не расспрашивала меня о летних событиях, и я ничего не рассказывала ей.
– Когда состаримся, можем открыть таверну, – говорила она.
– Только без всяких там посетителей.
– Господи, ну конечно – без.
– Мы будем давать им от ворот поворот, – говорила я. – Даже тогда, когда вокруг не будет ни единой живой души.
– «А вы забронировали столик?»
Накануне свадьбы меня разбудили голоса, доносившиеся из бухты. Похоже, кто-то вторгся на наш остров, ну или я еще не до конца проснулась. Я выбралась из постели и с чашкой кофе в руках побрела в нижнюю часть сада. В бухте, в пятидесяти метрах от берега, пришвартовалась яхта, шлюпка уже добралась до пляжа. Мужчина, стоявший на причале, прыгнул и, перевернувшись в воздухе, врезался в воду. Вынырнув, он обернулся и что-то крикнул остальным, оставшимся завтракать на палубе. Англичане. Я почувствовала горькое разочарование. Магия исчезала. Прибывали приглашенные на свадьбу гости.
В ту ночь я никак не давала Оливии уйти с веранды. Миновала полночь, стихла музыка на яхте; вторая бутылка вина, затем – третья.
– Я – все, – почти в два часа ночи сказала она, протестующе вскинув руки. – И тебе того же советую.
Она вернулась через некоторое время, держа во рту зубную щетку, чтобы сообщить:
– Знаешь, а ты можешь и вообще не ходить на эту дурацкую свадьбу.
– Спокойной ночи, Оливия.
– Ложись спать, Лекс.
Уснуть было немыслимо. Я вытерла стол. Приняла душ. Открыла у себя в комнате окно и улеглась поверх покрывала, глядя в ночь. Я была слишком пьяна, чтобы читать. Стоявшая в доме тишина растекалась во все стороны – к океану и на дорогу, в номера к Далиле и Итану, вверх в городок, в банкетный зал, ожидающий завтрашнего торжества. Казалось, будто все люди на острове спят. Чтобы чем-то себя занять, я достала костюм, который собиралась надеть, повесила его на дверь ванной комнаты и стала разглядывать, как будто это могло меня развлечь. Двубортный пиджак и брюки-слаксы. Цвета розового фламинго.
Пусть все смотрят.
Больше делать было нечего, и я стала думать о трех самых насущных вещах. О моей последней встрече с доктором Кэй, когда я сказала ей, что жду не дождусь, когда приземлюсь в Нью-Йорке. О просьбе моих родителей за кухонным столом и их ночные дебаты. Слова, которые я сказала Далиле, но не в «Ромилли», а до этого, в нашу последнюю несчастную семейную встречу.
Каждая такая встреча проходила в некоем центре, где находилось много ярких и интересных вещей, призванных отвлекать нас. Поощрительная беседа уже закончилась, групповое упражнение – тоже; наступило свободное время. Итан, прижав ладонь ко лбу и заложив карандаш за ухо, что-то пересматривал. Гэбриел сосредоточился на своей игровой приставке – крыса на задних лапах пыталась избежать булыжника, но камень настигал ее на каждой без исключения попытке. Я побеждала Далилу в «Скраббл».
– А какой у тебя дом? – спросила она.
– Что?
– Ну, твой дом, где ты сейчас живешь?
– Красивый, – ответила я. – Даже очень.
А потом подумала и добавила:
– У меня там есть своя комната.
Далила фыркнула. Посмотрела с отвращением на свои буквы.
– У всех нас есть своя комната, – сказала она. – А твои родители? Они строгие?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну вот я, например, что хочу, то и делаю. А ты?
– Когда как.
– Когда как? – Она смотрела на меня, не двигаясь. Вся напряженная, как змея перед броском.
Я вернулась к своим буквам.
– Я видела тех людей, которые удочерили тебя. Когда они привезли тебя сюда, – призналась Далила.
Я взглянула на нее.
– Они… какие-то старые.
Я подумала о Маме и Папе. Вспомнила, как они везли меня в Лондон на поезде сегодня утром – домашние сэндвичи, два экземпляра газеты. Я надела новое платье – на вырост, – которое мы выбрали с Мамой для этой встречи и от которого, как только мы вышли из дому, у меня зачесалось все тело. На Далиле были джинсы с разрезами и толстовка с капюшоном.
– Вот что бывает, когда остаешься последней, – заключила она.
Я ухватила за краешек доску для «Скраббла» и запустила ею в Далилу. Доска прошла мимо цели и сложилась на полу. Буквы разлетелись по комнате. Несколько штук отскочили от лица Далилы и прозаически приземлились ей на колени.
– Ты! Почему именно ты умудрилась выжить, – в маленькой комнате мой голос прозвучал до неловкости громко, – тогда как…
Открылись двери, нас схватили чьи-то руки.
И в этот момент Далилу проняло. Он вытерла ладонью рот, как будто проверяя, есть ли кровь. Как будто я ударила ее.
– Лучше бы ты умерла там! – закричала я.