Девушка А

Я сижу в пустом классе и заполняю экзаменационные листы. В невидимых мне внутренних двориках жужжат газонокосилки, скучающий молодой человек предупреждает: у меня осталось полчаса, затем – десять минут. Светлый кабинет, обшитый деревом. Я разговариваю с директором, который в свою очередь спрашивает меня, что я сейчас читаю (это «Волхв» Джона Фаулза; мои родители знают, это книга о Греции, но понятия не имеют о содержащихся в ней сексуальных сценах); о Библии (откуда бы начать); знаю ли я, что такое философия (я знаю); о самом интересном месте, в котором мне довелось побывать (это Блэкпул). Спустя неделю и с опозданием на шесть лет я получила школьную стипендию. Старший преподаватель сказал: чтобы успевать по государственной образовательной программе, мне нужно будет учиться в классе с детьми на два года младше. Это могло бы показаться мне скучноватым, и, если так, мне предлагали не сомневаться и сразу об этом сообщить. Но скучать мне не пришлось.

Семь уроков в день. Нужно научиться завязывать галстук. Сделать домашние задания. Сходить на уроки плавания, где я барахталась поперек дорожек туда-сюда по нескольку раз, мешая другим ученикам. «Майкрософт Ворд». Огромная школьная библиотека, где разрешалось брать по восемь книг («Восемь, представляешь?» – говорила я Маме, когда мы шли домой) и где библиотекарь сказала, что поможет мне достать любую книгу, которая, по моему мнению, достойна внимания, если только это не порнография и не «Майн кампф».

Ко мне прикрепили двух наставниц, девчонок из моего класса, и они ходили со мной на обед, составляли мне компанию на переменах. Они постоянно проверяли, есть ли у меня сосед по парте, те ли в моей сумке учебники и точно ли я знаю, в какой кабинет нужно идти. После первой учебной недели я уже не нуждалась в их помощи, и через некоторое время они отступили, позволив мне самостоятельно курсировать по коридорам. Остальные ученики тоже были ничего, но в болото вечерних текстовых сообщений, которые назавтра становились сплетнями, я не совалась. И в конце первого семестра я обнаружила, что меня не пригласили на весьма немалое количество вечеринок.

Дружба не давалась мне и здесь. Я присматривалась к ребятам на обеде и на переменах, пытаясь понять, в чем магия дружбы. Они так легко смеялись – даже глупо, я бы сказала – буквально над всем. Никто из них не был таким интересным, как Итан, или таким ярким, как Эви.

– Здесь нет никакой магии, Лекс, – говорила мне доктор Кэй. – Тебе просто нужно самой начать общаться.

Я представила, как подхожу бочком к столу, за которым сидят сверстники, и пристраиваю свой поднос между их подносами.

– А где ты до этого училась? – спрашивает кто-нибудь из них. Они уже задавали мне этот вопрос. Я ерзаю на стуле и говорю: – Ну…

Я подняла брови – доктор Кэй рассмеялась.

– Ну, вообще-то, мне самой это тоже никогда не давалось легко, – сказала она.

Но я не была несчастной. Каждый вечер, за ужином, родители бесконечно интересовались, как я провела день. А по ночам я разговаривала с Эви. Поначалу как будто она находилась здесь, рядом со мной, в моей новой чистой кровати. Потом прикладывала к уху телефон – так было легче поверить в эту игру. Никто в классе не смеялся, когда я отвечала на вопрос или читала вслух свое эссе. Обо мне говорили, что я странновата, но относились с терпением.

– Я не одинока, – говорила я доктору Кэй. И это была правда.

А однажды я съела Рождество.

Первый мой декабрь с Джеймсонами. Мы следовали всем семейным традициям. Примеряли неуверенно наши новые жизни. Мы пошли в город и выбрали елку – она пахла морозом и была слишком, сверх всякой меры высока для нашей гостиной.

– Она ни за что не влезет, – сказала я Маме, когда мы стояли около елочного базара и ждали, пока Папа рассчитается. Покупать такую елку казалось мне расточительством, и меня это очень беспокоило.

– Я бы так не волновалась. Это же повторяется каждый год, – попыталась успокоить меня Мама.

И, увидев, что я не перестала хмуриться, добавила:

– Мы потом еще посмеемся над этим, вот увидишь.

У меня появились личные рождественские вещи: диск с классическими рождественскими песнями, рождественский календарь и свитер с пингвинами. Несмотря на мой скептицизм, появился у меня и носок.

– Санта-Клауса нет, – заявила я.

– Ну да, – ответил Папа. – Но подарки-то есть.

Сочельник мы провели, заканчивая разные приготовления. Я заворачивала подарки черепашьим темпом, придирчиво оглядывая каждую деталь.

– Необязательно делать их безупречными, Лекс, – сказала Мама.

Но я решила, что обязательно.

С кухни доносились рождественские песни. Мама пекла так неистово, что каждые полчаса духовка пикала, сигнализируя о новом запахе. Мы с Папой вызывались для странных поручений: нарядить имбирных человечков, пересчитать сыры.