И если бы моя мама узнала о том, что я собираюсь отправиться в островное государство с кем-то, кого я едва знаю, у неё бы случился сердечный приступ. Как бы то ни было, сигнала сотовой связи по-прежнему нет, поэтому пока я в безопасности. В конце концов, я с сыном премьер-министра.
Данте возвращается к тому месту, где я прислонилась к машине, его широко разведённые плечи такие сильные и такие отвлекающие. Он небрежно улыбается, и по нему не скажешь, что он только что участвовал в небольшой словесной перебранке с его массивным телохранителем.
— Ты в порядке? — вежливо спрашивает он. — Тебе что-нибудь нужно?
Я качаю головой.
— Мне нужно позвонить родителям, прежде чем они убьют меня. Но, кроме этого, я в порядке.
Данте кивает.
— Сотовые сети перегружены, потому что все люди, находящиеся в этой области, пытаются дозвониться своим близким. Когда мы окажемся в Кабрере, я уверен, сети будут свободны. Тогда ты сможешь позвонить им.
— Хорошо, — отвечаю я, теребя ремешок своей сумки. Небрежная красота Данте — это не то, к чему я привыкла. Он всё ещё заставляет мой язык завязываться узел. И вряд ли это скоро изменится.
— Ты расстроена тем, что я взял тебя с собой? — спрашивает Данте, его лоб морщится в беспокойстве. — Я не хотел причинить тебе никаких проблем с твоими родителями. Просто мы не знали, что произошло в аэропорту. Я думал, что это террористы, и что-то внутри меня подсказало мне, что я не могу оставить тебя там.
— Ты думал, что это террористы, — повторяю я в замешательстве. — А это не так?
Данте качает головой.
— Летчик вертолета сказал мне, что в Гренландии извергается вулкан. Его пепел разносится ветром и разрушает самолеты. Он всасывается в их двигатели и забивает их. Аэропорты по всей Европе закрыты.
— Будет ли безопасно лететь на вертолёте? — нервно спрашиваю я, мысленно представляя огненную катастрофу. Возможно, я всё равно умру. От этой мысли мой пульс ускоряется.
Данте успокаивает меня:
— Да. Это безопасно. У вертолетов нет реактивных двигателей, которые могут забиться, так что с нами всё будет в порядке, — он смотри на меня. — Обещаю.
В этот момент пилот движется к нам, чтобы сообщить, что он готов, и мы быстро забираемся в кабину. Данте протягивает мне руку и помогает взойти на борт, как будто мы принц и принцесса. Его манеры идеальны. Его мать должна гордиться им.
— Все будет хорошо, — повторяет Данте, похлопывая меня по плечу.
Я такой ребенок. Я знаю это. Но перед лицом того, что мы только что видели пару часов назад, я на 99.999% уверена, что мой ужас оправдан.
Второй пилот вручает нам наушники, которые все мы надеваем и садимся на наши места. Это самый большой вертолет, который я когда-либо видела, достаточно большой, чтобы разместить всех телохранителей Данте.
Эта мысль заставляет меня снова сглотнуть. У Данте есть телохранители. Он — моя полная противоположность, обратный полюс на измерителе значимости жизней.
Я застёгиваю ремень безопасности и закрываю глаза. Внезапно я ощущаю его дыхание на моей щеке и его губы рядом с моим ухом.
— Я обещаю, всё будет хорошо.
Все в вертолете могут это слышать, потому что ко всем нашим наушникам прикреплены микрофоны. Мои щёки покрываются румянцем. Теперь все знают, что я большой ребенок. Отлично.
— Люди в том самолёте. Они все мертвы?
Тишина на борту становится мне ответом. С печальным лицом Данте склоняется ко мне:
— Да, это так.
Дыхание замерзает в моём горле, когда я вспоминаю треск горящего самолёта. И куклу без лица.
Я закрываю глаза, но я всё ещё вижу их образы.
Данте протягивает руку и сжимает мою ладонь.
Идеально.
По-настоящему, на этот раз.
Я чувствую, как мое сердце начинает трепетать от его близости и от того, как его прохладная рука ощущается в моей. И тут я чувствую себя глупо. Просто потому, что я — провинциальная девчонка с фермы, не значит, что я должна выставлять себя дурой перед этим парнем. У меня должно быть чувство собственного достоинства. Я не собираюсь заискивать перед ним. Он — миллиардер. И красивый. Вероятно, он привык к тому, что девушки бегут к нему по первому зову. И я решительно не собираюсь быть одной из них.
Я высвобождаю свою руку из его ладоней и наклоняю голову к окну. Я решаю не смотреть на его отражение, в частности, потому что чувствую на себе его взгляд.
Я сжимаю глаза, когда двигатель начинает реветь, и мы, дрожа, отрываемся от земли, а затем поднимаемся к небу, словно моторизованная птица.
Я думаю, что у меня может случиться сердечный приступ, и на этот раз, когда Данте сжимает мою руку, я сжимаю её в ответ. К черту попытки казаться непреступной! Это продолжалось всего три минуты. Я — открытая книга в плане эмоций, и не собираюсь ничего менять ради того, чтобы выглядеть круто.
Ни для одного парня, ни по какой-либо причине.
Гул вертолета исчезает в моем подсознании, когда я закрываю глаза и пытаюсь представить, что я где-то в воздухе, но на высоте не более пятнадцати тысяч футов.